Дикари Гора

— Твоя тетя, — сказал я, — конечно же, имела очень ограниченное понятие о твоих способностях. Вероятно, кое-что даже не входило в ее кругозор, ну например, как она могла себе представить, что Ты однажды станешь скудно одетой рабыней с клеймом, выжженным на бедре.

— Господин?

— А с другой стороны, она ведь знала тебя очень хорошо, и в чем-то была права, а возможно, и догадывалась о чем-то важном.

— Я не понимаю.

— Я не хочу обижать тебя, девушку с Земли, — попытался объяснить я, — но Ты очевидно и чрезвычайно женственна. В твоем теле, несомненно, огромное количество женских гормонов.

— Господин?

— Возможно, твоя тетя в тот раз пыталась объяснить тебе, что твоя самая благоприятная и подходящая судьба, то, что могло бы стать самым лучшим для тебя, что могло бы быть самым естественным для тебя, это найти себя обнаженной в руках мужчины.

— Как немногим больше, чем рабыня, — спросила она.

— Как, не больше, чем рабыня, — поправил я.

— Я не могу ничего поделать с тем, что у меня женственное лицо, что у меня женственное тело. Я не могу ничего сделать с тем, что я женственна.

— А почему Ты хочешь что-то с этим сделать? — спросил я.

— Неправильно быть женственной! — воскликнула девушка.

— Это очевидно ложное утверждение. Каков твой следующий вопрос?

— Я знаю, что я женственна, — плакала она. — Я знала это в течение многих лет, исходя из моих желаний и чувств, и даже до того как они в действительности проявились так явно и нерасторжимо в моем теле, формируя и сгибая меня для судьбы женщины, и для похотливых, оценивающих глаз мужчин.

Я рассматривал ее, ничего не говоря.

— Я боюсь быть женственной! — прошептала она.

— Почему?

— Я чувствую, что это должно, в конечном счете, сделать меня рабыней мужчин, — заплакала девушка, уже ставшая рабыней мужчин.

— Ты захотела доказать своей тете, что она не права? — угадал я.

— Да. Я хотела доказать, что могла бы стать независимой, что я могла бы быть способной на что-то, что я могла бы добиться успеха сама. Мои таланты были бы очевидны. Я быстро бы нашла работу. Я бы быстро сделала карьеру. Я стала бы женщиной-руководителем. Это показало бы моей тете! Это показало бы меня! Это показало бы мужчинам!

— И что произошло?

— Я взяла деньги и уехала из дома. Я почти ничего не сообщала своей семье относительно моего решения или местонахождения. Я уехала в большой город. Он называется Нью-Йорк. Я сняла дорогую квартиру. И уверенно, стала искать значимую работу в бизнесе.

— И что дальше?

— Увы, — ответила она, с сожалением, — оказалось, что моих дипломов, совершенно недостаточно. Я не смогла найти работу того сорта, которым интересовалась.

— Я понимаю.

— После недель страданий и расстройств, — рассказывала она дольше, — мне пришлось связаться со своей семьей. Работу мне немедленно предоставили.

— И что было дальше?

— Однако это было, вообще, не то на что я надеялась. Я стала, секретарем женщины-руководителя, ее офисной «девушкой». Она взяла на себя всю ответственность за меня, и решала за меня какое платья мне носить и как себя вести.

— Значит, в значительной степени из-за нее, ты носила привлекательную одежду, которую потом с тебя сняли перед покупателями в доме Рама Сэйбара?

— Да, — подтвердила она, — и именно она потребовала, чтобы жемчуг, который я носила, был синтетическим, как более подходящий, чем реальный жемчуг, для девушка в моем положении.

— Я понял. Ты возражала этому? — спросил я.

— Я не хотела потерять свою работу.

— Я понимаю, — сказал я. Я был рад узнать, что она не носила фальшивый жемчуг по своей собственной воле. Это, конечно, смягчило бы ее виновность в этом вопросе, по крайней мере, до некоторой степени, в глазах гореан. Она, конечно, согласилась его носить. Но этот факт, мог бы быть расценен, как достаточно важный. Это соглашение, было достигнуто, в некотором смысле, под принуждением. Гореане, в целом справедливый народ, и несомненно приняли бы этот факт во внимание. Степень принуждения могла бы быть расценена как существенная. Вопрос был, конечно, интересным. Грант, в любом случае, насколько я уже узнал его, не будет наказывать ее за действия, которые имели место, когда она была свободна. Та жизнь для нее теперь осталась позади. И ее порка теперь, несомненно, будет следствием таких вещей, как, была ли она достаточно приятна как рабыня. Однако я сообщу Гранту об этом факте. Он нашел бы это интересным. Хозяева находят интересным почти все в своих рабынях. А кроме того, я думаю, ему это понравится.

— И так, — продолжила свою историю девушка, — я продолжала выполнять ее поручения, отвечать на телефон мелодичным голосом, ожидать ее, приносить ей кофе, обращаться к ней почтительно, улыбаться ее клиентам и проходить мимо них определенным способом.

— Понятно.

— Несомненно, ей нравилось видеть меня, делающей это, — сказала она, с горечью в голосе, — мое положение в обществе, было значительно выше ее.

— Возможно, — сказал я. — Я не знаю.