Дикари Гора

— Лучше ошейник в городах, — закричала она, — лучше надругательства и продажа с общих полок, лучше быть рабыней, запуганной и послушной у ног ее хозяина.

— Возможно, — я даже не стал спорить с ней.

— Я боюсь их, — повторила она.

— Почему?

— Разве Вы не поняли, как они будут смотреть на меня? Я боюсь, что они заставят меня стыдиться моего собственного тела.

— Тем не менее, помни, что Ты красива.

— Спасибо, — прошептала она.

Безусловно, опасность, о которой она говорила, существовала, и была довольно реальной. Для ценностей одних довольно трудно не быть затронутым ценностями других, тех, кто находится вокруг. Даже изумительной красоты и глубины человеческой сексуальности, бывает недостаточно, в некотором окружении, стремящемся вызвать причудливые реакции беспокойства, затруднения и позора. Среднему гореанцу такие реакции показались бы непостижимыми. Возможно, подобное окружение, могло бы просто быть признано безумным. Трагедией является то, что в такое окружение попадают дети, и впитывают окружающее их безумие.

— Вы действительно думаете, что я красива?

— Да.

— Ну тогда заберите меня с собой!

— Нет.

— Вы оставите меня с ними?

— Да.

— Почему?

— Это развлекает меня.

— Тарск! — крикнула она.

Я поднес хлыст к ее лицу.

— Ты можешь поцеловать это, или быть избита этим, — предложил я ей.

Она поцеловала гибкую, тонкую кожу хлыста.

— Еще раз, и медленно, — приказал я.

Она подчинилась, а потом взглянула на меня.

— Вы назвали меня наемницей, — вспомнила пленница.

— Я ошибся. Ты — теперь только бывшая наемница, — поправился я.

— И что я теперь?

— Думаю, Ты можешь сама догадаться, — усмехнувшись, сказал я.

— Нет! — крикнула девушка.

— Да, — заверил ее я.

Она вновь безрезультатно попыталась вырваться из ярма.

— Я — беззащитна, — простонала она.

— Да.

Она выпрямила тело, и вскинула голову.

— Если Вы заберете меня с собой, то, несомненно, я стану вашей рабыней.

— Полностью, — подтвердил я.

— Получается, что большая удача для меня, что Ваниямпи уведут меня в их лагерь. Там я буду свободна.

— Все Ваниямпи — рабы, рабы краснокожих дикарей, — объяснил я.

— Дикари живут в загонах? — спросила она.

— Обычно нет. Они обычно предоставляют Ваниямпи самим себе. Они не очень заботятся, присмотром за ними.

— Значит, с практической точки зрения, они — рабы без хозяев, — заключила она.

— Возможно.

— И значит я, тоже, буду рабыней без хозяина, — сделала она вывод.

— С практической точки зрения, насколько я знаю, большую часть времени, Ваниямпи, принадлежат всему племени, а не конкретному человеку. Таким образом, их рабство есть нечто отдаленное и обезличенное. Принадлежность общности, конечно, может затенить рабство, но не отменить его.

— Это — наилучшая ситуация для раба, быть одному без владельца, — сказал она.

— Так ли? — переспросил я. — Одинокий и ненужный раб без хозяина.

— Когда я была пленена, я боялась, что меня сделают рабыней, истинной рабыней. Я боялась, что, мне придется бежать в стойбище краснокожего хозяина, вспотевшей у взмыленного бока его кайилы, с веревкой, завязанной на моей шее, что там одетая в рабские тряпки, я буду использоваться для грязной работы и удовольствий Господина. Я боялась, что меня унизят до состояния домашнего животного. Я боялся, что бисерный ошейник будет завязан на моем горле. Я боялась, что за малейшую провинность меня подвергнут жестокому наказанию веревкам и плетьми. А главным образом я боялась остаться в вигваме наедине со своим Господином, где я, по его знаку, должна буду служить ему глубоко, смиренно и долго, исполнять все его малейшие прихоти, что он сможет пожелать, с полной внимательностью и услужливостью рабыни. Вы можете вообразить себе мой ужас от простой мысли о том, чтобы оказаться так беспомощно принадлежащей мужчине, быть такой беспомощной в его власти, и стать беспомощным объектом его господства и владычества.

— Конечно.

— И вот теперь, — сказала она, — я могу радоваться, что буду избавлена от всего этого. Я поражена своей удаче. Насколько же глупы, оказались дикари, чтобы быть настолько снисходительными ко мне!

— Они не глупы, — заверил я пленницу.

— Я слышала, что они взяли в свои стойбища других женщин, — сказала она.

— Да.

— Но это не было сделано со мной.

— Нет.

— Они оставили меня.

— И почему же они так поступили? — поинтересовался я.

— Я не понимаю, — ответила она.

— Тебя нашли среди солдат, — напомнил я, и, отвернувшись от нее, запрыгнул в седло.

— Да, и что?

— Других девушек просто обратили в рабство, — пояснил я. — Им дарована честь, служить достойным владельцам.

— А я? — не понимала она.

— А Ты, будучи найденной с солдатами, и очевидно некая важная персона, была выбрана для наказания.

— Наказания? — Удивилась она.

— Да.

Насколько же краснокожие должны были ненавидеть солдат, и тех, кто пришел с ними, чтобы настолько хитроумно и коварно отомстить, размышлял я.

— Но мне оказали уважение и предоставили честь, — сказала она, стоя на колени на земле, в ярме. — Меня решили послать жить с Ваниямпи!

— Это — твое наказание.

Я тогда развернул кайилу, и оставил ее в одиночестве.