Дикари Гора

Гореане, вероятно, расценили их как предметы одежды рабыни из-за их гладкости и привлекательности. Также, плиссированный тип подола платья позволял ему свободно двигаться и виться вокруг ее бедер, если бы она двигалась определенным образом. Кроме того, нижние части икр и ее симпатичные лодыжки не скрывались платьем. То, что она носила, одежду рабыни, вероятно, так же, было расценено толпой, из-за полной прозрачности покрытий на ее ногах, а уж ее обувь столь небольшая и красивая, с черными ремешками на лодыжках, была такова, что любой гореанин вам скажет, что это может одеть женщина, сама просящая об ошейнике.

— Она прибыла к нам одетая во все это, — заявил аукционист. — Я, признаться, сам еще не видел ее.

— Ну так, давай посмотри, заодно и мы увидим, — выкрикнул кто-то.

— Мне самому, интересно, так ли она хороша, — продолжал заводить толпу аукционист.

— Начинай! Начинай! — ревела толпа в нетерпении.

— Конечно! — рассмеялся аукционист. После чего подошел к временно оставленной девушке и, приподняв веревки на ее лодыжках, расстегнул узкие, окружающие лодыжку ремешки босоножек. Затем снял их с ее ног, и, сжав пару вместе в своей правой руке, поднял вверх.

— Отметьте эти ремни, — призвал он. — Кажется, мы знакомы с такими ремнями. Не так ли Джентльмены?

Кое-кто из мужчин засмеялся. Они напоминали тонкие гибкие ремешки, скрепленные пряжкой, подобными частенько связывают запястья и лодыжки рабынь, прежде или во время как мужчина использует девушка для своего удовлетворения.

Он вытянул большой, нож с треугольным лезвием из украшенных бусами ножен на его поясе, срезал ремни и верх туфель и избавился от них, швырнув в огонь, пылающий медном чане рядом с ним.

— А у нее очень симпатичные ступни, — сказал он. После чего вернул в ножны свой кинжал, и схватил нитку жемчуга, украшавшую горло девушки. Она вскрикнула от неожиданности и боли, когда он срывал украшение с ее шеи.

— И шея у нее тоже симпатичная, — отметил он, оттягивая ее голову назад за волосы.

— Да, — прокричал человек из толпы, соглашаясь с мнением работорговца.

Он отпустил ее волосы, и вышел вперед, снова обратившись к толпе.

— Несомненно, какой-нибудь хозяин, найдет что-то более подходящее, во что можно заключить эту прекрасную шею, чем нитка жемчуга, — размышлял он, все больше распаляя толпу.

В павильоне хохотали.

— Ну что дальше, — продолжал аукционист, снимая жемчуг с нитки и рассматривая. — Я тут проверил этот жемчуг. Он ненастоящий. Она носила поддельный жемчуг.

Толпа ответила страшными криками. У гореан довольно примитивное, но справедливое отношение к честности и обману.

— Каким должно быть ее наказание? — вопрошал аукционист.

— Рабство! — выкрикнули сразу несколько голосов.

— Да, но она уже — рабыня, — заметил аукционист, — хотя, возможно, она еще не знает это.

— Пусть тот из нас, кто купит эту самку тарска, заставит ее спину расплатиться за это мошенничество, — высказал свое мнение один из покупателей. — И пусть наказывает ее подольше и получше, чтобы больше не обманывала.

— Это приемлемо? — спросил аукционист у мужчин в зал.

— Да, — отозвалось сразу несколько мужчин.

— Я лучше, чем она, — услышал я женский голос около меня. Я почувствовал, как мою руку мягко охватили нежные пальчики. Я посмотрел вниз, и вспомнил ее. Я столкнулся с ней рядом с торговой зоной Сэйбара, перед началом продаж. Она была варваркой, рабыней, девушкой таверны. Ее называли Джинджер.

— А я думал, что Ты была занята, — сказал я. Она прижалась губами к моему рукаву.

— Он нанял меня для ан, — почти промурлыкала она. — Он заставил меня хорошо ему услужить.

— Великолепно, — похвалил я рабыню.

— Теперь я не занята, Господин, — прошептала маленькая шлюшка, глядя на меня снизу.

— Не слушайте ее, Господин, — раздался жаркий голос с другой стороны. — Пойдемте со мной, скорее, в таверну Рассела. Я сделаю Вашу ночь незабываемой наслаждением.

Я посмотрел налево. Там стояла темноволосая девушка. Она, также, разумеется, была девушкой таверны, но она была облачена несколько иначе, чем Джинджер. Вкус или деловая хватка их владельцев различались. Рабы, конечно, одеваются так, как это нравится их хозяевам.

— Я, тоже, варварка, Господин, — призналась она. — Я — Эвелин.