Дикари (ЛП)

Филипп смеется, окидывая взглядом ее тело, но то, как она быстро оглядывается на меня с понимающей грустью в глубине глаз, говорит мне, что она ожидала этого, и, честно говоря, я не удивлена. Она была вынуждена годами находиться рядом с Джованни. Если кто-то и знает, насколько больной и извращенный у него разум, так это она.

— Ты чертовски права, он это сделал, — невнятно произносит он, отвлекаясь на ее тело, когда снимает пиджак, обнажая пропитанную потом рубашку на пуговицах, которая задирается спереди, обнажая его жирный волосатый живот. — Ты же не думала, что он просто оставит тебя сидеть и гнить здесь, когда он мог бы зарабатывать деньги на твоей маленькой тугой киске. — Он быстро оглядывается на меня, но он слишком далеко, чтобы увидеть, как мои глаза превращаются в узкие щелочки. — Жаль, что эта сучка мертва. Он бы неплохо на ней заработал.

Массивная золотая цепочка болтается у него на шее, и соответствующий браслет звякает о металл, когда он вставляет ключ в замок. Я качаю головой, наблюдая со слезами на глазах, без сомнения зная, что сейчас произойдет, но что я могу сделать? Я здесь в ловушке, и крик на него только гарантирует, что мне тоже будет больно.

— Если ты, блядь, прикоснешься ко мне… — говорит она, замолкая, ее угроза ясна как день.

Филипп смеется и снимает ремень с брюк, прежде чем открыть дверь с громким скрипом, который заставляет меня вздрогнуть. Он вальяжно стоит у двери ее камеры, его намерения кристально ясны.

— Не делай вид, что ты этого не хочешь, — говорит он. — Ты гребаная шлюха для членов ДеАнджелис. Из того, что я слышал, тебя передавали по кругу в семье. Трахнула нескольких моих братьев. Моих племянников. Даже Антонио проснулся в твоей высохшей, использованной киске. Это был только вопрос времени, когда ты придешь умолять меня.

Ариана смеется, несмотря на страх в ее глазах, показывая, какой сильной она на самом деле может быть.

— Ты же не думаешь, что мы, жены мафиози, не болтаем? Ты же не думаешь, что твоя жена не рассказала мне все о твоих маленьких… недостатках. Мы все время смеемся над этим. Так что поверь мне, я бы никогда не пришла умолять тебя, не то, что твоя жена — единственный раз, когда ты спал рядом с ней.

Филипп врывается в ее камеру, наваливается на нее и зажимает ей рот рукой, в то время как я слишком хорошо вижу ключи, которые он оставил болтаться в двери камеры. — Если ты знаешь, что для тебя хорошо, ты заткнешься на хрен, — шипит он сквозь сжатую челюсть, ее слова явно звучали правдиво, чтобы вызвать такой дерзкий отклик из-за "шутки века".

Она сердито смотрит на него, выгибаясь под ним, пытаясь сбросить с себя его наполненное зловонием тело, но дикие, беспорядочные движения работают только против нее. — Успокойся, — насмехается он. — Для этого еще будет много времени.

Ариана в ярости набрасывается на него, ее слова приглушены его рукой у нее на губах, и хотя я знаю, что должна закрыть глаза, я, кажется, не могу отвести взгляд от ужасов, разворачивающихся передо мной. Филипп наваливается на нее всем своим весом, удерживая прижатой, в то время как поднимает другую руку и сводит ее запястья вместе. Взяв свой ремень, он связывает ей запястья, прежде чем подняться и потащить ее через грязную камеру, пока она борется с его яростной хваткой.

Он обматывает ремень вокруг металлических прутьев, гарантируя, что она не сможет вырваться, и затягивает до тех пор, пока ее пальцы не приобретают болезненный оттенок белого, прежде чем потерять цвет полностью. Филипп тянется к ее грязной одежде и начинает стаскивать с нее штаны, в то время как она пытается лягнуть его и сделать все, что в ее силах, чтобы спастись, но уже слишком поздно. Я не могу помочь ей в таком состоянии, а с ее связанными и прикованными к прутьям запястьями я не вижу, как и она могла бы помочь себе. Это должно произойти, и никто из нас ничего не может с этим поделать, кроме как ждать, пока насилие не закончится.

Ее штаны летят через грязную камеру, и он срывает с нее нижнее белье, оставляя ее еще более обнаженной и уязвимой.

— Не прикасайся ко мне, блядь, — выплевывает она в ужасе, когда он расстегивает пуговицу на брюках от костюма и высвобождает свой член.

Она бьет ногой вверх, едва не задев его причиндалы, а Филипп отпрыгивает назад, чтобы она не раздавила ему яйца, и тут же ударяет ногой по ее ребрам. Ее крик эхом разносится по всему подвалу. Этот звук оглушает меня, и слеза скатывается по моему лицу, мертвое тело подо мной почти забыто.

Филипп опускается, и его колено всем своим весом ударяется о ее внутреннюю часть бедра.

— Попробуй сделать так еще раз, и я перережу тебе горло, а затем трахну тебя. Это понятно?

Ариана всхлипывает, и даже с другого конца подвала с дерьмовым освещением я вижу, как из ее глаз катятся крупные слезы. Мое сердце разрывается, и, без сомнения, эта ужасная пытка для меня хуже, чем пытки Лукаса. Черт, даже пытки Романа и Леви.