Дикари (ЛП)

Виктор сплевывает, когда бензин капает с его волос.

— О, да, племянничек, — говорит он. — Именно поэтому я не буду говорить. Твой отец восстанет, и когда он это сделает, вся эта дурацкая война, которую ты сфабриковал, покажется тебе просто шуткой. Он держит вас там, где хочет, всегда на пять шагов позади. Вы трое — шуты, а сейчас поторопитесь и сделайте это, — рычит он, снова устремляя свой смертоносный взгляд на Романа. — Проводите меня в сиянии славы.

Роман снова смотрит на Маркуса, и секундой позже Маркус откидывает голову Виктора назад, когда Роман протягивает руку и раздвигает ему челюсть, скорее всего, сломав ее в процессе. Маркус заливает бензин ему в горло, и у него нет другого выбора, кроме как проглотить его, чтобы не захлебнуться.

Бензин разбрызгивается по всей гостиной, и я обнаруживаю, что отступаю, видя здесь только один исход и будучи достаточно умной, чтобы понимать, что не хочу находиться рядом с ним, когда он превратится в огненный шар.

Маркус перестает вливать бензин, но только для того, чтобы начать разбрызгивать его по комнате. Он выходит и оставляет за собой след, распространяя его повсюду.

Роман отпускает челюсть Виктора, и тот тут же начинает кашлять и отплевываться, выглядя полным дерьмом. Я не сомневаюсь, что довольно скоро он будет метаться по всей комнате.

Я ни черта не смыслю в отравлении бензином, но знаю, что оно может быть смертельным, хотя что-то подсказывает мне, что он умрет задолго до того, как бензин успеет подействовать на его организм.

Леви придвигается ко мне и прижимает руку к моей пояснице, прежде чем вывести меня из комнаты. Оглянувшись через плечо, я вижу Романа, прислонившегося к своему дяде.

— Ты дурак, Виктор. Всегда был таким. Джованни ДеАнджелис никогда не восстанет. Его империя — моя.

Леви вытаскивает меня из комнаты и практически бежит к входной двери. Маркус уже там, и мы втроем сбегаем по ступенькам крыльца, мои руки крепко сжаты в их ладонях.

Я встаю на твердый асфальт кольцевой подъездной дорожки, и как раз в тот момент, когда я оглядываюсь через плечо в поисках Романа, громкий взрыв проносится по дому, посылая яркое оранжевое пламя через окно гостиной. Стекло разлетается вдребезги от силы удара, и я падаю на землю, уставившись на массивный дом, с ужасом наблюдая, как пламя быстро охватывает его.

— НЕТ! — кричу я, вскакивая на ноги. Леви и Маркус удерживают меня. — РОМАН ТАМ, ВНУТРИ.

— Он знает, что делает, — говорит мне Маркус, сильно прижимая меня к своей груди, заключая в клетку своими сильными руками.

Я царапаю его кожу, отчаяние разрывает меня, как гребаная бензопила, разрывающая плоть. Меня охватывает паника, и хотя прошла всего секунда, кажется, что прошла целая чертова жизнь.

Я в панике осматриваю дом, наблюдая, как пламя быстро распространяется из комнаты в комнату, уничтожая все на своем пути. Как раз в тот момент, когда я думаю, что надежды больше нет, в открытом дверном проеме появляется темный силуэт, огонь освещает фойе позади него, как адское пламя, ведущее прямо в ад.

18

Роман стремительно спускается по лестнице, в то время как дом, который он построил, объят пламенем у него за спиной. Его лицо перепачкано сажей, и он не осмеливается поднять глаза на своих братьев, когда проходит мимо.

Мое сердце разрывается из-за него. Все, что он хотел, — вернуть своего сына домой в целости и сохранности, и снова мы вернулись с пустыми руками. Это все равно что снова и снова биться головой о стену, надеясь на другой исход. Но этого… дома, который он построил для своего будущего, дома, в котором он всегда планировал растить своих детей, где он хотел дать им жизнь, которой у него никогда не было, больше нет.

Хватка Маркуса на моей талии ослабевает, когда я поворачиваюсь и смотрю, как уходит старший брат ДеАнджелис. Он широкими шагами пересекает большую подъездную дорожку, зарево от горящего особняка освещает его и подчеркивает, как напряжены его плечи. Он был на взводе с того момента, как узнал, что его сын жив, и потерять его снова сегодня вечером было именно тем, что ему не было нужно.

— Черт, — бормочет Леви, наблюдая за братом с глубочайшей печалью в глазах. — Что, блядь, мы собираемся делать? Этого ребенка все равно что нет в живых.

Маркус качает головой, его рука опускается на мою поясницу.

— Понятия не имею, — говорит он низким голосом, наполненным болью, которая разрывает мне грудь. — Это уничтожит его.

— Отец будет мстить, когда узнает, что мы сделали с Виктором.

Маркус кивает, более чем осознавая последствия, на которые они только что нарвались.

— Это будет некрасиво, — комментирует он, когда его руки находят мои запястья и скользят вверх к предплечьям, прижимая меня к своей груди, пока я изо всех сил пытаюсь оторвать взгляд от Романа.

Он подходит к черному внедорожнику и упирается руками в капот, наклонив голову вперед. Мышцы его спины напряжены, и я могу только представить, какой ад творится у него в голове прямо сейчас. В любом случае, он выглядит готовым устроить ад… или утонуть в нем.