Дикарка

Глядя вслед уходящему Бобу, Роджер подумал, что тот наверняка добавит кое-что к рассказам о Хельминой странности. Он не стал ни бранить, ни расспрашивать Хельму и не решился передать ей последние слова Коннора, сказанные нарочито вежливым тоном: "Я бы не хотел, чтоб она бегала в лесу по ночам. Я часто стреляю лесных котов и волков - за них платят, ты знаешь. Я, конечно, буду осторожнее, но сам знаешь!.."

После этого случая Хельма стала еще спокойнее и деловитей, потеряв, казалось, всякое желание выходить из дому. Встревоженный Роджер уговорил ее выйти прогуляться в сад и хотя бы ненадолго покинуть дом, где она себя заперла, отсыпаясь днем и неслышно, крадучись, обходя комнаты по ночам. Она отвечала уклончиво: слишком устала, чтобы выходить из дому, ребенок ночью двигается сильнее и не дает уснуть. Движения ее стали плавнее и замедленней, лицо округлилось, сочетание полных щек и резкой, угловатой линии скул, косого, стремительного разреза глаз под густыми бровями создавало особенное, загадочное и жутковатое выражение затаившейся хищности. Впрочем, в остальном все оставалось прежним.

В марте метели и ветры, скатившись со склонов Адирондакских гор, заперли Ласситеров в доме на несколько дней. Как-то поутру снег начал таять, зима отступила, ручьи переполнились холодными снеговыми потоками, и влажная зелень показалась из-под промокшей коричневой щетины мертвой травы. Грачи и вороны усыпали распаханные поля, в лесу зазвучала капель.

Иногда вечерами, когда закатное солнце расплывалось в дымке у горизонта, Хельма приходила к воротам, и на ее лице была такая тоска, что сердце Роджера наполнялось жалостью - вольного лесного зверя опутали тугой сетью любви, которую он, наконец, сплел вокруг ее сердца. Ворота не замыкались, но Хельма не притрагивалась к засову. Роджер был доволен, потому что сейчас, с приходом теплых ночей, все чаще слышалось ворчание рысей, а весной, как он знал, самки готовы растерзать любого, приблизившегося к котятам. Он не сомневался, что Хельма станет защищать своих детей не с меньшей яростью.

Предполагалось, что на время родов Хельма ляжет в больницу в Олбани. Она ничем не выразила своего согласия или несогласия, и Роджер посчитал дело решенным.

Как-то мартовским вечером за ужином Хельма деловито заметила:

- Кофе кончился, Роджер. Съезди в Олбани и привези, пожалуйста.

Как многие терпеливые и мягкохарактерные мужья, Роджер легко раздражался из-за мелочей и довольно сурово выбранил Хельму за непредусмотрительность: почему бы не сказать за завтраком? Она выслушала и невозмутимо добавила:

- Лучше тебе ехать прямо сейчас, а то магазины закроются. Я лягу в постель, очень устала.

Роджер запротестовал:

- Нельзя оставлять тебя одну ни в коем случае, особенно ночью. А вдруг начнутся схватки?

- Думаю, за час ничего не случится. Роджер, пожалуйста, - она начала всхлипывать, - я же не смогу, по таким дорогам...

Роджер почувствовал себя последним идиотом. В самом деле, из-за чего устраивать скандал, если женщина на последнем месяце беременности не хочет трястись двадцать миль по самым плохим в штате Нью-Йорк дорогам?

Он пожал плечами и пошел в чулан за пальто.

- Все в порядке, дорогая. Кстати, может, мне позвать миссис Коннор посидеть с тобой?

- Послушай, я ведь не вчера родилась, мне, между прочим, уже двадцать семь лет!

- Ладно, веди себя хорошо, я вернусь через час.

Он сбежал с крыльца, но вдруг вернулся.

- Хельма?

- Я здесь. Ты еще не уехал?

- Ты в самом деле не хочешь, чтобы я отвез тебя к Коннорам и забрал на обратном пути?

Смех Хельмы звонко раскатился в ночной тишине.

- Кто сейчас в положении, интересно, ты или я? Между прочим, если кое-кто не поспешит, то ему придется искать открытый магазин по всему городу!

Раскисшие дороги, к счастью, были почти свободны от снега и позволяли выжать из машины максимум. На окраине города нашлась маленькая ночная бакалея. Роджер схватил кофе и побежал, забыв сдачу, только в машине обнаружил, что счет всего на пять долларов.

Уже стемнело. Фары едва высвечивали дорогу и темные стены леса по сторонам. Смутное предчувствие близкой беды заставляло выжать акселератор до упора.

Дом встретил его темнотой. Роджер Ласситер увидел распахнутые настежь ворота и рядом с ними в грязи - Хельмины сандалии и разодранные чулки. От ужаса все поплыло перед глазами, ледяной комок встал в горле; нет, она, конечно же, почувствовала схватки и побежала к Коннорам, тропой через лес короче, чем по дороге. Роджер рванулся назад к машине. Надсадно завывая и дергаясь в грязи, машина подлетела к дому Конноров. Роджер выскочил, не дожидаясь полной остановки, и побежал к освещенной кухне. Его заметили через окно и открыли дверь.

- Мама, мама, мистер Ласситер!

Румяное круглощекое лицо Нелл показалось над головами детей.

- Роджер, что случилось?

Он стоял, растерянно моргая на свету.

- Хельма здесь?

- Хельма? Нет, конечно. Я видела, как ты уезжал, думала - время подошло, и ты ее в больницу повез.

- Она ушла... ушла! Я ездил в Олбани купить фунт кофе, она сказала устала и не поедет, а когда я вернулся. ее нет! Где Боб?