— Моя бабушка, воспитанная в православной вере, перестанет со мной общаться, если узнает, что я просто присутствовала на этом… уроке.
Снова сдавленное хрюканье.
— Тогда лучше ничего ей не говорить, — резонно рассудил Фа Хи и повернулся к Вэю. — Через неделю она должна знать основные понятия концепции Дао. Если сделает хотя бы одну ошибку, будешь наказан.
Вэй сложил кисти рук в привычном жесте и, пытаясь скрыть подёргивающееся от сдерживаемого смеха лицо, поклонился чуть не до земли.
— Твой старший брат поможет понять наше учение, — добавил Фа Хи. — От твоего усердия зависит его благополучие.
— Тогда можете сразу снять с него кожу, — дёрнула я плечами. — У меня уже есть вера моего народа, и менять её я не собираюсь.
— И не нужно. Но не думаю, что вера твоего народа запрещает узнавать новое, — и, уже обращаясь ко всем, продолжил:
— Самосовершенствование для обретения бессмертия — долгий и кропотливый процесс. Существует формула: выплавлять эссенцию-цзинь нужно, преобразуя её в энергию-ци, выплавлять энергию-ци, преобразуя её в… — мой мозг перешёл в режим экономии энергии.
И в этом я должна разбираться через неделю? Если здесь практикуют телесные наказания, с целостностью кожи Вэю точно придётся распрощаться. Скосила на него глаза — наивный болван мне ещё и подмигивает! Скользнула взглядом по другим адептам. Лица — сосредоточенные, в глазах — благоговение. Неужели они в самом деле
— …тиран приказал рассечь дяде грудь и вырвать его честное сердце, — пробился сквозь мои мысли голос Фа Хи. — Но Бигань сам вынул из рассечённой груди своё сердце, бросил его на землю и покинул дворец племянника. Святой мудрец Цзян Цзый влил в Биганя чудодейственное снадобье, позволявшее жить без сердца. Бигань больше не вернулся в императорский дворец и, не имея подверженного страстям сердца, стал…
— …настоящим чудовищем! — вырвалось у меня.
Снова все взгляды устремились ко мне, и я пояснила:
— Человек, лишённый сердца, не может испытывать ни привязанности, ни раскаяния, ни жалости — ничего.
— Этому учит вера твоего народа? — поинтересовался Фа Хи. — Ещё раз заговоришь без разрешения — будешь наказана, — и, уже обращаясь ко всем, продолжил:
— Освобождение от страстей означает объективность и справедливость. Человек делается подобным Небу, не знающему ни привязанностей, ни родства…
— Но мы-то не небо! — снова не выдержала я. — Если нет ни привязанностей, ни страстей, зачем вообще жить? Тем более вечно.
— Причин много, — невозмутимо ответил Фа Хи. — А ты только что заговорила без разрешения снова. После окончания беседы, когда все отправятся на тренировку, останешься здесь — стоять в позе всадника. Вэй будет считать до ста. Когда досчитает, присоединитесь к остальным.
Моё первое наказание? И, похоже, далеко не последнее. Покосилась на Киу — она сочувственно поджала губы, на Вэя — лукавый огонёк в глазах. Неужели его настолько забавляет всё, что я делаю, хотя в результате наказан и он? Ему наверняка интереснее тренироваться, а не считать до ста, пока я буду в позе всадника — ещё бы знать, как она выглядит. Что ж, хочет представления — пожалуйста. Я подняла руку. Фа Хи, продолжавший увлечённо нести бред, сделал вид, что не заметил. Я подняла руку выше, помахала ею в воздухе. Он вздохнул и повернулся ко мне.
— Да, Мулан?
— Теперь меня называют Юй Лу, мей мей Вэя, — поправила я. — Что такое «яшмовый сок»?
— Это спросишь у своего гэгэ[3] после беседы, — и продолжил:
— Обретение истинных сокровищ духа означает…
Я снова подняла руку. Фа Хи замолчал, выдерживая паузу, а потом строго обратился ко мне:
— К тебе проявили большое снисхождение, Юй Лу, мей мей Вэя. Не злоупотребляй им. Беседы о Пути Дао обязательны для всех. Слушай, запоминай возникающие вопросы, а после занятий задай их Вэю. Угроза наказания тебя, очевидно, не пугает, даже если оно затрагивает и тех, кто в твоих проступках не повинен. Но подумай о том, что другие
Слова Фа Хи произвели на меня впечатление. Заговорив со мной подобным тоном, не угрожая, но убеждая, он очень напомнил моего отца. Я пробежала глазами по лицам адептов. Только на физиономии Вэя — любопытство, на остальных — явное неодобрение и осуждение. Это и понятно — меня бы тоже бесило, прерывай кто-нибудь нашего препода по литературе, моему любимому предмету. Сложив кисти рук, я поклонилась и, обращаясь ко всем, проговорила:
— Извините, что мешала вам постигать Путь Дао. Больше не буду прерывать учителя.