Дихроя. Дневники тибетских странствий

– Все это привело к тому, что мы называем «историческими последствиями»…

– Привело к религии, – с улыбкой сказал я.

– Может быть, и к ней тоже, – усмехнулся Борис. – Но не только. Задолго до религии и прочего, задолго до нас, примерно 500 миллионов лет тому назад, это все вылилось в «Комбрианский взрыв» – всплеск разнообразия живых организмов: диверсификация, мутация, разветвления, подопределение на новые страты, новые среды существования… и все это – благодаря смерти.

– Получается, смерть – это лакмусовая бумага естественного отбора?

– Да. Интересный нюанс состоит в том, что сказать: «Мы не хотим смерти» – это в каком-то смысле цивилизационно откатиться на несколько поколений назад. Бояться смерти – это в принципе чисто человеческое свойство. С другой стороны, другой рычаг эволюции – это борьба за жизнь, инстинкт самосохранения, выживание. Не будет этой борьбы, не будет выживания, виды будут просто исчезать, не успев эволюционировать. Поэтому в нас заложено это желание жить как можно дольше.

– Да, ради выживания люди могут перешагнуть через многое, пойти на любые жертвы, лишь бы увеличить свой век, – кивнул я.

– Все так. И это очень важный нюанс, потому что, говоря о долгожительстве сегодня, я практически убежден, что с высокой долей вероятности уже родился человек, который проживет в итоге 1000 лет.

– 1000 лет? – удивился я. – Но за счет чего?

– За счет того, что уровень жизни вырос, и сам срок жизни уже потихоньку учатся продлевать на немного. Тут важно понимать – не требуется продлевать жизнь разом на 900 с лишним лет, даже на 100 не нужно. Достаточно, чтобы появилась возможность продлить жизнь хотя бы на 20–30 лет.

– А там, за эти 20–30 лет, найдут способ еще продлить жизнь…

– Именно! Через 20–30 лет еще что-то продлит жизнь на те же 20–30 лет, потом изобретут еще что-то… и еще…

– Выглядит, как лестница на пути к бессмертию, где между ступеньками условные 20–30 лет.

– Ну, бессмертие все же относительное.

В фойе спустились Лама, Ребе и Дмитрий с Пашей.

Но тут есть очень интересный вопрос, который вообще в другой плоскости лежит: мы, как цивилизация, движемся в направлении, называемом «Пост Скерсети», или, по-русски, «Изобилие». Цивилизация пост-изобилия. Когда люди не тратят все свое время на то, чтобы выжить, а делают то, что им нравится. Все, что связано с гедонизмом или сибаритством, это то, что будет доступно широким массам.

– А раньше – только избранным, к примеру королям или некоторым дворянам.

– Да. До поры до времени это не было частью экзистенциальной реальности человека, но сейчас становится таковой. И это бесконечное… или почти бесконечное количество времени, которое окажется у человека в руках, заставит его мировоззрение полностью измениться. Обладая этим временем, человек сможет изучать все что угодно, сможет овладеть любыми специальностями…

– Заниматься любыми видами искусства…

– В точку! И это все не ограничено никакими временными рамками. Почему я говорю об этом сейчас? Потому что, мне кажется, цивилизация постизобилия – это цивилизация, которая, увы, сильно отличается от того, что мы называем сегодня человечеством. По этой причине можно считать человека, который живет очень долго, как совершенно другой вид, не человек в том значении слова, к которому мы привыкли.

– Да, пожалуй, черты постизобилия – не все, но некоторые – свойственны развитым обществам. А если мы посмотрим на тот же Тибет, то тут люди все-таки работают за выживание, и время их довольно ограничено… Если же попытаться представить, где может возникнуть тот, другой, человек, о котором мы говорим, то это будет, скорее, какой-то цивилизованный центр, который уже сегодня генерирует сибаритов за счет изобилия ресурсов, искусственно расслаивая общество.

– Да, в какой-то мере, это так, – подтвердил Боря.

Он хотел сказать что-то еще, но тут в фойе вошли наши провожатые и Виталий.

– Что же, все собрались? – спросил Джимми.

Я окинул взглядом фойе – за то время, что мы проговорили с Гринбергом, наша команда успела собраться.

– Тогда поехали, – сказал Олег.

– И снова нам не дают закончить, – улыбнулся Гринберг. – Но ничего, я давно понял, что о будущем можно говорить до скончания веков. Наверное, человек, который проживет тысячу лет, девять десятых времени будет заниматься именно такими разговорами.

– Если найдет собеседника, – улыбнулся я.

Мы выехали из Гьяце около половины одиннадцатого и продолжили путешествие вдоль реки Брахмапутры. В этом направлении было еще больше различных построек – как будто мы перенеслись в прошлое и оказались во временах лучших пятилеток СССР из черно-белых кинохроник. Тысячи инженеров и строителей параллельно трудились над множеством проектов по созданию инфраструктуры. На протяжении следующих 80 километров мы проехали мимо двух почти достроенных ГРЭС, трех мостов, пяти тоннелей и одной железнодорожной ветки. Я даже подумал, что совсем не удивлюсь, если увижу дорожный указатель «Шамбала – 150 километров».

«Мифы слишком мифичны, больше конкретики», – поддержал голос.