Дикие

— С ним такая возняяяяя!

— Вместо него мы устроили у куклы чаепитие. Вы снова, как я погляжу, использовали мамину косметичку.

Она видела плохо накрашенную — а если точнее, то всю замаранную пудрой и помадой — куклу.

— Нет, нет, это наши краски… Почти… Мы играли в дочки-матери!

Она купила им, кажется, все игрушки, развивающие интеллект и вкус к труду — от набора рабочих инструментов до кубика Рубика, — но им все это было не по душе. Временами, глядя на них, и самой Кэри приходило в голову, что, может быть, она все в своей жизни делала зря, не тому училась в колледже и не в той области работала. А ведь ее героиней была Глория Стейнем.

Порой Кэри думала, что лучше было бы иметь мальчика, но тут же отгоняла от себя эту мысль. Не хотела рисковать: из сына вполне мог получиться еще один двойник сестры Эда. К тому же она далеко не была уверена в том, что сможет управиться с тремя детьми, вытягивая еще и работу, без которой себя не мыслила. Когда родилась вторая девочка, Кэри была очень удивлена тем, что мучиться ей пришлось так же много, как и с первой. Казалось бы, со вторым ребенком все должно быть проще. У нее была сильная послеродовая депрессия, из которой она вышла, лишь когда Грете исполнилось пять, и Кэри смогла вернуться к своей работе. (Она сама для себя решила выйти на работу в тот день, когда впервые после родов съест все, что будет положено в тарелку.) Кэри доставляло удовольствие работать с взрослыми людьми, которые знали слова, состоящие больше чем из двух слогов. Нет, она любила своих дочерей, просто… Может быть, они и не играли бы в дочки-матери, не пугались бы одного вида отвертки, если бы Кэри смогла уделить им больше времени.

Кэри, пока она была в душе, вдруг стали захлестывать приступы вины. Ей было неприятно это. В эти дни она всегда чувствовала себя в чем-то виноватой. Виновата — когда осталась дома, виновата — когда ушла из дома.

Эд появился в дверях спальни. На лице его все еще не померкло недружелюбное выражение.

— Ну, сколько еще можно собираться?

— Почти готова. Застегни мне, пожалуйста, молнию и тут же выйдем.

Он и не заметил сначала, что по такому случаю, как вечер у Артура, она приобрела новое платье от «Билл Бласс».

Оно было простое, строгое, из черного пике, с огромными рукавами и очень длинное (причем сзади длиннее, чем спереди). Кэри казалось, что она выглядит в нем испанской инфантой. Она быстрым движением застегнула воротничок с жемчужиной, ощущая, как сзади возится с молнией Эд.

— Молния сломалась.

— Эд! Ну кто тебя просил так тянуть?!

— Не ругайся. Я, что ли, виноват в том, что ты опоздала домой и теперь торопишься? Вот если бы пришла раньше…

— Послушай, чего я забыла на этом вечере? Ты же знаешь, что я ненавижу белое вино и пустую болтовню. Если я говорю что-нибудь стоящее, никто из мужчин меня не слушает. Их женушки называют меня между собой деревенщиной. А ты разговариваешь со мной на таких приемах так, будто у тебя рот сделан из проржавленного железа. Я же не зову тебя на наши деловые вечеринки.

— Просто я надеялся, что ты окажешь мне поддержку, — сквозь плотно сжатые губы процедил Эд. — Разве я многого прошу?

Он засунул руки в карманы и повернулся к ней спиной.

— Тебе никто не говорил, что ты неотразим, когда бесишься? — игриво спросила она его, стягивая платье. Она села на кровать, достала пинцет для выщипывания бровей и начала чинить молнию. Эд и правда хорошо смотрелся: почти шести футов ростом, отлично сложен, с каштановыми, мягкими, как у детей, волосами, бледной кожей, серыми глазами и подбородком с расщелинкой. Действительно, не стоило сейчас задирать его. Эта наметившаяся возможность большого повышения совершенно выбила его из колеи. Что касается ее работы, то он никогда не возражал против нее, так как долгое время был за границей в должности вице-президента по расширению и ему было приятно сознавать, что жена не скучает дома, а имеет в жизни своей независимый интерес.

Кэри внезапно осознала, что в офисе никто и никогда не видел Эда столь мрачным. О, это был популярный человек. Его знали как блестящего посредника в деловых переговорах. Многие мечтали работать под его руководством. Он снискал себе такое уважение, потому что любил свою работу и ценил подчиненных. По образованию Эд был геологом. Может быть, поэтому в нем развился буквально собачий нюх на то, что могло принести пользу «Нэксусу». Каким-то сверхъестественным способом ему удалось заключить целый ряд ценнейших сделок для компании. Кроме того, исключая последние месяцы, он был любящим супругом и был без ума от дочерей. Кэри где-то прочитала, что средний американец тратит на воспитание и общение со своими детьми примерно двенадцать минут в сутки. Об Эде так сказать было нельзя: все время, когда он был дома, он возился с дочерьми. Что еще от него можно было требовать?