Дикие

Отца с Трофимом в это время не было. Они ходили позвонить на колокольне. Вышли они зa руку, нарядные, с примасленными волосами, в розовых рубахах, выпущенных на штаны, в жилетах и без пиджаков. Они христосовались по дороге с встречными и заходили то в один двор, то в другой - поздравить с праздником и выпить.

Наконец они вернулись. Они знали уже, как Варвара с Ефросинией возили плотника, и были недовольны. Трошка отругал жену и высыпал ее пшеницу на дорогу.

- Это зря,- сказал отец и велел матери собрать зерно с дороги и кормить им кур.

Пока она возилась на дороге, ползая на корточках и собирая на лопату гусиным крылышком пыль с зернышками, прикатила в таратайке Сашка, соскочила и кричит:

- Христос воскресе. Вот она и я. Махмутка, помоги-ка сундуки втащить.

Махмутка тоже спрыгнул и помог ей втащить к Трошке сундуки - большой и маленький. Тогда она далa ему полтинник и отправила его:

- Катись теперь.

Увидя это, мы заинтересовались и скорей туда. А Сашке нужно поломаться, и она расспрашивает, кто был в церкви, в чем ходили, были ли уже попы на нашей улице.

Отец тогда не выдержал, ударил кулаком с размаху по столy и рявкнул на нее:

- В чем дело? Говори, мерзавка.

Сашка для приличия жеманится немного и потом выпаливает, что приехала совсем.

Дескать, не нравится быть чуждой элементкой и вообще все очень надоело. Райка страшно много жрет и каждую неделю ходит в фотографию сниматься прямо нет терпенья.

- Ах они татары,- говорит отец,- свиные уши чертовы.- И все мы ей сочувствуем и проклинаем Райку и Максимку.

Вдруг опять грохочет таратайка, останавливается, и входит сам Максим. Расшаркивается и поздравляет:

- С праздником вас.

Сашка кричит:

- Бейте его! - и визжит, вскочив на лавку.

Трошка орет:

- Бей его!

Мы всe набрасываемся и лупим. Варька прибегает с мужем. Разумеевна является - толкаются, не могут протолкаться, чтобы тоже хоть разок его ударить.

Изгвоздали его, вываляли, весь костюмчик изодрали. Наконец устали, бросила его на таратайку и хлестнули его лошадь, чтобы его духу у нас не было.

А, Лизуниха у своей калитки улыбается, поглядывает издали, полизывает губы, головой покачивает. Скоро он опять явился. Сашка очень нравилась ему, и он не мог отвыкнуть от нее. Опять мы поучили его.

- Ты забудь сюда дорогу, сукин сын,- сказал ему папаша,- а не то покаешься, да поздно будет. Сашка нашей крови девка. Мы ее в обиду не дадим.

А он все ездил, и мы каждый раз одно и то же. Как он от нас ноги уносил, не наше было дело.

- Ну, теперь не сунется, скотина,- говорили мы.

А он опять являлся.

В вознесенье всe мы были пьяные. Трах - он уж тут как тут. Сейчас же мы накидываемся на него - всё три семейства.

Сашка кричит:

- В воду его!

Мы его суем в колодец. Он хватается руками за края. Пропихивается, расталкивая мужиков, Трофимиха, молотит его кулаком по пальцам, он срывается, бултыхается в воду. Разумеевна кричит:

- Багром его, а то не захлебнется, сволочь. Там воды по пояс только.

А у нас у всех багры были - ловить весной дрова на речке.

Тут мамаша принялась за нас цепляться.

- Ироды,- кричит,- да что же это будет? Отвечать придется.

Если бы не Лизуниха, мы убили бы его. Спасибо, догадалась она, сбегала, пока не поздно было, в гепеу. Максим-татарин видел, как мы дружно действуем против него, и захотел разъединить нас. Он стакнулся с Трошкой, угостил его, и Трошка перешел на его сторону. Когда Максим опять приехал, Трошка заступился за него. Он выхватил из своего плетня кол, заревел, как зверь какой-нибудь, и разогнал нас. Нас в тот вечер было мало. Ламповщик ушел на станцию, а наш Андрюшка был в поездке. Нам пришлось поджать хвосты. Мы были в большой ярости. Мы подожгли бы Трошкину избу, но в ней были две наших бабы - Ефросиния и Сашка. Мы сидели до рассвета, не смыкали глаз и всячески ругали Трошку. Поутру папаша собралс на станцию. Он опасался Трошки, как бы тот дорoгой не напал на него, и достал с полатей костыли.

- Больного человека не посмеет тронуть,- сказал он, потрогал свою бoроду и, навалясь подмышками на ручки костылей, толкнул перед собою дверь и выбросил через порог зараз обе ноги.

А Трошка уже ждал его.

- Не проведешь, подлюга,- закричал он и схватил свой кол.

Папаша бросил костыли и со всех ног пустился улепетывать, а он сломал один костыль, потом другой и расшвырял обломки. После этого он запряг чалого, которого Максим-татарин дал ему за Сашку, и поехал в Красное Самсoновище за своими братьями.

Пока он ездил, Фроська с Сашкой захватили с собой кое-какой скарб, корову и перебежали к нам. Вернулся Трошка. Он был сам-четвертый. Братья его были здоровенные, бородачи, косматые. Произошло сраженье. Трошка с братьями разбили нас. Мы выдали им Фроську с Сашкой и корову, и они их продержали до утра в сарае.

Утром Трошка выпустил жену и Сашку из сарая и сказал им, что разводится. Двор и корову отдал Фроське, лошадь взял себе, весь скарб разделил поровну, а вещи, которых было по одной, перерубил на половинки. Погрузил доставшуюся ему долю на телегу, обвязал веревкой и уехал к братьям в Красное Самсoновище.