Дикие гуси

— Да тебе же эти бутылки даром достались — на взятку подсунули!

— Цыц! — грозно рявкнул на жену директор предприятия, — Это не взятки, а презенты, так сказать! И, если уж на то пошло, я этими самыми взятками кормлю и тебя, и твое любимое чадо в институте подкармливаю! Да и Ирочку не забываю! Так или не так?

— Спасибо большое, Константин Степанович! — послышался ее голос.

— То-то! Не то гляди — ты у меня полтора лимона в месяц получаешь не за то, что демонстрируешь зубы посетителям, а за… знаешь, за что?

— Знаю, Константин Степанович! — обреченно ответила Ирочка.

— Людей бы постыдился! — голос Нины Павловны предательски задрожал, — И так уже в глаза тычут твоими половыми похождениями!

— А ты прикрой глаза! И уши прикрой! — посоветовал ей муж, — Иначе ведь знаешь, что я могу сделать? Тебя и твою дочечку, удочеренную мной, кстати, по твоей настоятельной просьбе, — на улицу в двадцать четыре часа! А дочку твою — еще и из института, в который я ее так лихо пристроил! Это хоть тебе понятно?

— Понимаю, — со вздохом проговорила Нина Петровна, — поэтому и молчу!

— Поэтому вы пойдете и завтра со мной к этому колхознику-придурку доедать его припасы! Почему — придурку? Да потому что, будь я на его месте — давно бы выставил счет за такое великолепное питание, а он покорно хлопает ушами и трескает разведенный какой-то дрянью спирт! И бывает же гадость такая на белом свете, — здесь он, видимо, скривился. — Пить — невозможно, а выбросить — жалко! И вот — на тебе, пригодилось, оказывается! Ладно, завтра мы этого скотника дожмем, а потом уже перейдем в столовую! Обедать будем там, а завтракать и ужинать — в номере…

Дальше я уже не слушал. Обидно было так, что хотелось тут же въехать кулаком в его жирную наглую харю. Потом спросил себя: «За что? За то, что ты сам перед ним вывернул холодильник наизнанку?» И сам же себе ответил: «За то, что кубанское хлебосолье он посчитал обыкновенной дуростью! Ну, погоди, звериный директор, я тебе устрою веселый отдых! Ты у меня…» — с тем я и уснул. А утром меня кто-то потряс за край простыни, которой я накрывался. Открываю глаза — перед носом бутылка, а перед кроватью — жизнерадостный Константин Степаныч.

— Пора встава-а-ать! — пропел эдак весело-ласково.

Твою мать Егоровной звали — я ведь ночью забыл замкнуться! Оглядываюсь — один директор приперся, за его спиной — никого.

«Где же семейство припозднилось?» — хотел спросить ехидно, но вместо этого вежливо поинтересовался, как здоровье его сотрудниц.

— Как в воду глядели, Юра! Приболели мои девушки, видно на солнце перегрелись вчера! — на секунду сделал скорбную рожу, затем снова весело: — Ну ничего, я думаю, нам и вдвоем будет неплохо, в сугубо мужской компании!

Эта компания обошлась мне в остатки из холодильника: видя, с каким азартом он дожирает мои припасы, я тоже перестал церемониться и натрамбовался напоследок от пуза.

— Ну вот, теперь можно и на пляж! — Константин Степанович дохрумкал последний маринованный огурчик из банки и блаженно потянулся. — А вы, Юра, идете?

— С удовольствием! — откликнулся я, натягивая свои колхозные парадно-выходные штаны. — Только вот в Туапсе съезжу… — пора было приводить в действие заготовленный с вечера план.

— Что такое? — засуетился он, — Продуктов, наверное, подкупить?

— Да нет, — отвечаю эдак небрежно, — вчера вечером позвонили прямо в номер — тетка моя померла!

— Ох ты ж, какое горе! — вроде посмурнел он и тут же догадался. — А ваша тетка жила в Туапсе…

— А моя тетка жила в Израиле! — продолжил я. — А так как мне накладно ехать туда на поминки, ее адвокат перевел положенную мне по завещанию сумму прямиком в Россию, на мой текущий счет в Сбербанке — у меня там где-то около тридцати тысяч завалялось!.. А я попросил часть этой суммы перевести на Туапсинский банк не век же мне гулять по пляжу в этой срамоте! — показал на штаны и рубашку х/б.

— И много этого… в завещании? — еле выдавил он из себя.

— Да где-то больше двух, но меньше трех миллионов! — не переборщить бы!

— Рублей? — ахнул он.

— Шекелей! — небрежно поправил его я.

— А это сколько к рублю?

— К рублю шекель не переводится! — терпеливо объясняю этому чалдону, — Он переводится в доллары: на доллар три шекеля!

Константин Степанович зашлепал губами, про себя подсчитывая.

— Мамочки! — снова ахнул он. — Это ж, без малого, миллион долларов!

— Да, где-то около этого! — подтвердил я, — Ну ладно, погнали: вы — на пляж, я — за деньгами!

— Юрик, может вас сопроводить? — теперь он был — сама забота.

— Не стоит! Ваше время отнимать, да и женщин больных оставить без присмотра… — и, не дожидаясь ответа, я рванул на трассу вниз по склону горы.