Дикие лебеди

Нет, хотела сказать Лиза, отступая все дальше и дальше, к крыльцу. Нога подвернулась на ступеньке подъезда, и двор стал валиться на нее сверху, одновременно темнея, и только вспыхнуло в этой темноте ярко-белое женское улыбающееся лицо, а потом померкло все.

В то утро в Москве все было как обычно. Еще до серенького сырого рассвета открылось метро, пошел транспорт, трамваи звенели оконными стеклами, слышались гудки машин, которым не терпелось рвануться от светофора на полной скорости. И в доме на улице Заморенова проснулись двое. Девушка капризно сказала:

— Дим, а у тебя с ней точно все?

— Ну, наверное…

— А вещи ее тогда чего здесь делают?

— Потом, ладно? — ответил он, наваливаясь на девушку с поцелуями.

А внизу, у метро, за трамвайными путями татарин Мустафа привычно раскладывал лоток с книгами и весело крикнул даме лет сорока, которая первой сегодня подошла к его лотку:

— Что почитать хотим, дамочка? Детективы, историческое, женские романы, философия, фантастика — на ваш выбор. Спрашивайте, я отвечу.

— О черной магии книги имеете? — бархатным голосом спросила подошедшая.

— Никак нет, — в тон ей ответил Мустафа. — Такого не держим.

— Напрасно, — ответила дама и усмехнулась. Мустафа тоже усмехнулся про себя и продолжал заниматься делом — выкладывать книги. Но всего через два часа к лотку подлетела «Скорая», и Мустафу, который невесть с чего на глазах у покупателей, двух студентов университетского мехмата, грянулся оземь с закаченными глазами, отвезли в «Склиф», где констатировали обширный инфаркт и уложили в реанимацию. Надолго.

* * *

…По белой стене палаты шла трещина.

— Проснулась. Федор Никитич, проснулась, — крикнула женщина в коридоре, и сейчас же открылась дверь, и в палату вошел врач. Обыкновенный с виду молодой человек, в белом халате, в шапочке.

— С добрым утром, — бодро сказал он и вытащил одну из ее рук из-под одеяла. — Пульс в норме. Зрачки тоже вполне себе. Ну-с, как нас зовут? Помним? Нет? А как в больницу попали, тоже не помним? Ничего, стало быть, не помним. Ксения Александровна, аминазинчику самую малую дозу.

— Сейчас, — откликнулась медсестра.

И медсестра, и врач показались ей такими добрыми, что она заплакала от умиления.

— Ой, плачем. Ну, совсем хорошо. Значит, скоро в себя придем и все вспомним. А сейчас поспим немножко, совсем чуть-чуть, хорошо?

Дни катились, похожие один на другой.

Каждый день она просыпалась и снова засыпала от лекарств, которые ей время от времени кололи — она не знала, что это за лекарства, но от них очень хотелось спать. А когда просыпалась, то плакала от бессилия и злости — память точно вытерли мокрой тряпкой, стерев с нее все, что было записано цветными мелками времени. И никакие человеческие силы не в состоянии были разбудить эту память. Рядом сидели на кроватях люди с серыми лицами, от которых становилось страшно, хотелось кричать, бежать куда глаза глядят. Ее называли Наташей — это было не ее имя, но своего она все равно вспомнить не могла и в конце концов стала свыкаться с тем, что она — Наташа. Лишь одно воспоминание осталось ей — лицо женщины, которая улыбается. Эта улыбка тоже пугала, но в то же время хотелось вспоминать ее снова и снова, словно с ней было связано что-то очень важное.

Она рассказала врачу об этой улыбке. Врач покачал головой и назначил гипноз. Но гипноз не помог, пять сеансов прошли впустую. Федор Никитич хмурился. А в один из дней вдруг пришел не в халате, а в простой одежде и сказал:

— Поедем-ка покатаемся по городу. Может, что и придет?

Они сели в синюю «десятку» и поехали по мокрой улице, залитой соляными лужами и засыпанной снегом. Снег залепил лобовое стекло, она молча смотрела на «дворники», мотавшиеся туда-сюда, на перекрестки, которые они проезжали один за другим. Снег злил ее. Федор Никитич только посматривал на нее искоса и тоже молчал, выруливая с очередного светофора налево.

— Никак? — спросил он через час с лишним, когда они уже накрутили несколько кругов по центру.

— Никак, — тупо ответила она, глядя перед собой.

— Ладно, на первый раз не получилось. Не все сразу. Хотите, пойдем в зоопарк? Там есть крытые помещения, зверюшки. Просто погуляем, посмотрим. Хорошо?

Она устало кивнула — ей было все равно, куда, только бы не обратно в больницу.

В зоопарке Федор Никитич купил мороженого и спросил у бабушки, принимавшей билеты при входе:

— А какие у вас зверюшки под крышей есть, чтоб на улице не мокнуть?

— А у нас пока вообще все звери в закрытых помещениях. Холодно еще, — откликнулась та. — Вы на площадку молодняка сходите, там очень интересно, даже взрослым.