Дикие лебеди

В конце 1971 года в лагерь приехал Цзиньмин. Здоровье отца внушило ему такую тревогу, что он остался там до весны. Затем он получил письмо из своей сельскохозяйственной бригады с приказом немедленно вернуться, или ему не достанется никакой еды после сбора урожая. В день отъезда отец проводил его до поезда — в Мии только что протянули железнодорожную ветку, потому что в Сичан перевели промышленные объекты стратегического назначения. Во время всего долгого пути они молчали. Вдруг отец начал задыхаться, и Цзиньмин усадил его у края дороги. Отец долго пытался отдышаться. Цзиньмин услышал, как он с глубоким вздохом сказал: «Видно, мне недолго осталось. Жизнь — это сон». Цзиньмин, который никогда не слышал, чтобы отец рассуждал о смерти, испугался и попробовал успокоить его. Но отец медленно проговорил: «Я спрашиваю себя, боюсь ли я смерти. Думаю, нет. Моя жизнь сейчас хуже смерти. И, кажется, ей не будет конца. Иногда я поддаюсь слабости: стою у реки Спокойствия и думаю: «Всего один прыжок — и кончено». Но потом говорю себе: «Нельзя». Если я умру неоправданным, вы будете мучиться всю жизнь... В последнее время я много думал. У меня было тяжелое детство. Вокруг было много несправедливости. Я стал коммунистом, чтобы исправить это. Многие годы я делал все что мог. Но что хорошего это дало народу? Да и мне самому? Как случилось, что в конце концов я стал наказанием для собственной семьи? Люди, верящие в воздаяние, говорят, что плохо кончает тот, у кого грех на душе. Я долго думал, что я такого совершил в жизни. Я отдавал приказы о казнях...»

Отец рассказал Цзиньмину о смертных приговорах, подписанных им, о делах э–ба (злых деспотов) во время земельной реформы в Чаояне, назвал имена главарей банд в Ибине. «Но они причинили людям так много зла, что сам Бог повелел бы их убить. Что же я тогда сделал, чем заслужил все это?» После долгой паузы он прибавил: «Если я умру так, как живу, не верь больше в коммунистическую партию».

25. «Дуновение благоуханного ветра»: Новая жизнь со «Справочником электрика» и «Шестью кризисами» (1972–1973)

1969–й, 1970–й, 1971–й годы прошли со смертями, любовью, мучениями и ожиданием. В Мии чередовались дожди и засухи. На равнине Волопаса росла и таяла луна, ревели и затихали ветры, выли и умолкали волки. В Дэяне трижды зацвели лекарственные травы. Я металась между лагерями родителей, смертным одром тети и своей деревней, разбрасывала по рисовым полям навоз и обращалась в стихах к водяным лилиям.

О падении Линь Бяо мама услышала дома, в Чэнду. В ноябре 1971 года ее реабилитировали и сообщили, что в лагерь возвращаться не нужно. Ей стали полностью выплачивать зарплату, однако работу не вернули — ее должность уже заняли. Теперь в восточном районе в ее отделе было по меньшей мере семь заведующих: члены ревкомов и освобожденные из лагерей чиновники. Отчасти мама оказалась безработной по болезни, но важнейшей причиной послужило то, что отца, в отличие от большинства «попутчиков капитализма», не реабилитировали.

Мао допустил массовую реабилитацию не потому, что наконец пришел в себя, а потому, что после смерти Линь Бяо и неизбежной чистки его людей исчез инструмент влияния на армию. Мао убрал практически всех маршалов, выступивших против «культурной революции», почти единственной его опорой был Линь. Великий Кормчий поставил на важные военные посты жену, родственников и заправил «культурной революции», но у них не было прошлого в вооруженных силах, а следовательно, и поддержки подчиненных. С уходом Линя Мао пришлось обратиться к пользующимся доверием репрессированным руководителям, в том числе к Дэн Сяопину, вскоре появившемуся на политической арене. Вождю ничего не оставалось, как уступить — и, прежде всего, вернуть на службу большинство разжалованных чиновников.

Мао знал, что его власть зиждется на стабильной экономике. Его ревкомы раздирали безнадежные противоречия, их члены не блистали талантами и не могли наладить жизнь в стране. Выход был один: вновь призвать старых, опозоренных, руководителей.

Отец все еще находился в Мии, но часть его зарплаты, удерживаемую с июня 1968 года, ему возвратили, и мы неожиданно оказались владельцами астрономической, по нашим понятиям, суммы в банке. Нам вернули также все имущество, конфискованное хунвэйбинами в ходе обысков, за исключением двух бутылок маотая, наиболее ценимого китайцами спиртного напитка. Обнадеживало и другое. Чжоу Эньлай, получив расширенные полномочия, принялся за восстановление хозяйства. Он возродил старые принципы управления, сделал особый упор на производительность и дисциплину, вновь прибег к системе стимулов. Крестьянам разрешили производить дополнительную продукцию на продажу. Ожила наука. В школах после шестилетнего перерыва началось настоящее преподавание. Сяофан в возрасте десяти лет наконец–то пошел учиться.