Дикие лошади

У меня мелькнула мысль, не заснять ли его, но камера на грузовике была развернута назад, поскольку обычно он ехал впереди объекта, снимая движущиеся машины, людей или коней. Если бы я остановился, чтобы развернуть грузовик и занять место за камерой, моя цель была бы уже слишком далеко для отчетливой съемки или вообще исчезла бы из виду.

Но все же я почти решился на это, когда удалявшийся всадник внезапно и резко натянул поводья и развернулся. Я прибавил газу. Всадник вскинул голову. Кажется, он понял, что я гонюсь за ним. Он снова повернул лошадь и помчался к Ньюмаркету даже быстрее, чем прежде.

Хотя расстояние между нами сократилось, он стремился к безопасности слишком быстро. Было уже трудно различить его силуэт на фоне зданий впереди. Я должен был признать, что не успеваю поймать его и будет лучше, если я задержусь на секунду и попытаюсь понять, что заставило его остановиться и обернуться.

Я затормозил настолько близко от места его остановки, насколько смог определить это на глаз, а потом спрыгнул в траву, стараясь понять, что же столь важное мог увидеть он, если оно заставило его прервать бегство.

Он был обращен лицом к городу. Я посмотрел туда и не увидел ничего особенного. Казалось, не было причины, по которой ему стоило оборачиваться, но никто, спасающийся бегством в таких обстоятельствах, не остановился бы, если бы не крайняя необходимость.

Если бы я снимал это в фильме… почему он мог остановиться?

Потому что он уронил что-то.

Убегающая к вершине холма густо поросшая травой площадка для тренировок была так же широка, как взлетное поле аэродрома, и почти так же длинна. Я не мог быть уверен, что нахожусь в правильном месте. Если всадник уронил что-то маленькое, можно искать целый день. Если он уронил что-то незначительное, то в этом не было никакого смысла. Но он остановился.

Я несколько раз безрезультатно прошелся туда-сюда. Здесь было просто слишком много места. Все поросло травой — целые квадратные мили травы. Я посмотрел на вершину холма и увидел, что все занятые в фильме лошади и всадники стоят там, словно индейцы на линии горизонта в старых кинокартинах про освоение Америки. Позади них вставало солнце.

Еще на вершине я в спешке уронил свою мини-рацию. Я решил вернуться обратно на холм, заметить место, где стою сейчас, а потом послать грумов прочесать все вокруг и поискать на земле что-нибудь необычное.

Место я отметил, положив на траву свой ярко-синий свитер: что-либо более мелкое может оказаться незаметным. Потом я пошел обратно к грузовику.

Сияющее солнце взошло над холмом, и в траве в двадцати шагах впереди меня что-то блеснуло.

Я подошел посмотреть, поскольку там, где работают с лошадьми, не должно валяться ничего стеклянного или металлического, и застыл как вкопанный, не в силах вздохнуть.

Удиравший всадник уронил свой нож.

Ничего удивительного, что он пытался отыскать его. Я неотрывно смотрел на то, что лежало в траве у моих ног, и чувствовал дрожь и отвращение. Это был необычный нож с широким лезвием, заточенным по обоим краям, длиной около восьми дюймов, круглой рукоятью, в которой ближе к одной стороне были прорезаны отверстия для пальцев, как будто этот нож надевали на руку подобно кастету. Лезвие было светлым, а рукоять желтоватой, как высохшая трава. Весь нож, около фута длиной, выглядел пугающим и бесконечно смертоносным.

Я поднял взгляд на холм. Грумы стояли там, ожидая инструкций.

Пусть все идет как идет, подумал я. Я вернулся к грузовику, сел за руль и поставил его над тем местом, где лежал нож, так, чтобы никто не мог поднять или забрать его, чтобы никакая лошадь не наступила на него, не сломала его и не поранилась сама.

Затем я залез в кузов грузовика, запустил камеру и заснял шеренгу всадников, черных на фоне восходящего солнца.

Хотя безработица снова неумолимо глянула мне в лицо, она была бессильна заставить меня потерять такой кадр.

ГЛАВА 7

Я изменил распорядок дня.

Все вернулись на конный двор, исключая Монкриффа, которого я оставил за рулем грузовика, строго наказав ему не двигать машину с места, даже если этого потребуют злые люди, приставленные следить за тем, чтобы машины не ездили по Хиту. Я сказал ему, что уже совершил нарушение, заехав на поле для тренировок. Он не должен сдвигать грузовик ни на дюйм.

— Почему?

Я объяснил почему.

— Нож? — недоверчиво переспросил он.

— Кто-то действительно пытался причинить вред Нэшу.

— Невозможно! — воскликнул Монкрифф больше в знак протеста, чем недоверия.

— Теннисисты, конькобежцы, Джон Леннон, — перечислил я. — Кто в безопасности?

— Дерьмово.

Не имея выбора, хотя и неохотно, я позвонил в полицию. В моей голове сами собой проносились газетные заголовки: «Злосчастье снова наносит удар по киносъемкам в Ньюмаркете». Действительно дерьмово. Я встретил полицейских на конном дворе, где ожидали, собравшись группами, все грумы. Айвэн был вне себя оттого, что едва не попал на больничную койку, а то и куда похуже.