Дикие мальчики

От стены к стене пылающая шутиха рваного металла кромсает делегатов. Зеленая Монахиня обезглавлена искореженным автомобильным крылом. Техасский миллиардер залит бензином словно горящий ниггер. Сломанный прожектор волочащий раскаленные добела провода будто медуза, бьет по лицу британского делегата. "Дузенберг" взрывается разбрасывая во все стороны раскаленные добела куски искореженного металла, разбрызгивая кипящую кислоту, горящий бензин.

Одетые в форму первой мировой войны Одри и Старый Сержант выглядывают из ущербной луны в утреннем небе и улыбаются. Старый сержант за рулем.

ПИП-ШОУ В ГРОШОВОЙ АРКАДЕ

Занавес неожиданно поднимается в тот момент, когда "дузенберг" медленно движется вдоль объезда 1920 г. Впереди Одри видит киоски фонтаны колеса обозрения на фоне желтого неба. Мальчик встает перед машиной поднимает руку. Он почти голый только плавки всех цветов радуги и сандалии. Под мышкой у него маузер к которому приделан ствол винтовки. Он подходит к автомобилю. Одри никогда не видел человека столь хладнокровного и отчужденного. Мальчик смотрит на Одри смотрит на Джона. Потом кивает.

– Оставим машину здесь, – говорит Джон. Одри выходит. Теперь рядом стоят шестеро мальчишек безмятежно глядя на него. На ремнях украшенных кристаллами аметиста длинные ножи. Все в радужных плавках как на открытках с Ниагарского водопада. Одри шагает за Джоном через площадь где группы зрителей-подростков поглощают разноцветное мороженое и жуют жвачку окружив аттракционы. Большинство мальчиков в радужных плавках некоторые кажутся совсем голыми. Одри чувствует себя неуверенно старается держаться ближе к Джону. Ярмарка напоминает Одри гравюры 1890 годов. Колеса обозрения цвета сепии крутятся в желтом свете. Планеры запущенные с деревянного помоста парят над ярмаркой ноги пилотов болтаются в воздухе. Под аплодисменты зевак поднимается разноцветный воздушный шар. Вокруг ярмарки – дорожки, меблированные комнаты, рестораны и бани. Мальчишки стоят развалившись в дверных проемах. Глаз Одри ловит сцены от которых дыхание учащается а кровь приливает к чреслам. Далеко впереди он замечает силуэт Джона в угасающем свете солнца. Одри окликает его но голос замирает и глохнет. Затем опускается тьма будто кто-то выключил небо. Впереди слева он видит огни вывески ГРОШОВАЯ АРКАДА. Вероятно Джон вошел туда. Одри раздвигает красный занавес входит в галерею. Люстры, позолоченные стены, красные шторы, зеркала, окна уходящие вдаль. В какую сторону ни посмотришь коридор кажется бесконечным. Это длинное узкое здание похожее на корабль или поезд. Мальчики смотрят пип-шоу некоторые в радужных плавках другие в школьной форме набедренных повязках и тюрбанах. Он примечает залы со стульями для зрителей и занавешенные кабинки. Проходя мимо одной он видит за неплотно задернутым занавесом двух мальчишек сидящих на шелковом диване оба голые. В другой мальчик сбрасывает плавки перешагивает через них не отрывая глаз от сцены. Двигаясь с точностью и легкостью которые он ощущал летая во сне Одри плавно опускается в стальное кресло напоминающее о хирургическом кабинете доктора Мура в Листер-Билдинг дневной свет сквозь зеленые жалюзи. Перед ним светящийся экран. Запах застарелой боли, эфира, бинтов, тошнотворного страха в комнате ожидания, да, это хирургический кабинет доктора Мура в Листер-Билдинг.

Доктор был южанином джентльменом старой школы. Внешностью и манерами походил на Джона Бэрримора15 и считал себя остроумным рассказчиком порой оправданно. У доктора было обаяние которого столь досадно недоставало Одри. Никакой швейцар никогда не остановил бы его ни один лавочник не позабыл бы сказать спасибо под взглядом который мог стать холодным как лед. Разумеется, Одри не нравился доктору. «Он выглядит как гомосексуальный пес-убийца овец», думал доктор но не говорил вслух. Он оторвал взгляд от газеты в своей тусклой мрачной гостиной и изрек: «Мальчик нездоров».

Его жена продолжила: "Да это ходячий труп", – заявила она. Одри был готов с ней согласиться только не знал чьим трупом он был. И мучительно осознавал свое неблагополучие.

Экран прямо перед ним, экран слева от него, экран справа и экран сзади. Сверху ему видны все четыре экрана.

Позднее Одри написал такие заметки: "Сцены и способ их представления меняются в соответствии с лежащим в основе образцом.