Дикие мальчики

Вот тут, видите, наш полк уже прошел полдолины. Все еще жаркий полдень, воздух угрюмо наэлектризован. И внезапно они возникают по обе стороны от нас, четко видимые на фоне черного плоскогорья. По долине проносится эхо их жуткого боевого клича, эдакого шипящего выдоха, вроде безбрежного: «ХТО-О-О!..» Глаза у них светятся, как у кошек, а волосы стоят дыбом. И они с невероятной скоростью несутся по склону, перепрыгивая с камня на камень. Мы палим, что есть мочи, а они все равно наступают. В них нет ничего человеческого, скорее уж они напоминают маленьких злобных духов. Они вооружены восемнадцатидюймовыми охотничьими ножами с кастетами на рукоятках. Целая их орда хлынула в пересохшее русло реки, они прыгают на нас со склонов, размахивая ножами. Если одного убивают, его тело оттаскивают в сторону, и место занимает другой. Полк выстроился в каре и протянул… Секунд тридцать.

Я предусмотрительно спрятал свое имущество в пересохшем колодце и залег рядом в зарослях чертополоха, чтобы наблюдать за резней. Я видел, как полковник разрядил револьвер в нападавших и исчез под десятком диких мальчишек. Мгновение спустя они подбросили в воздух его окровавленную голову и принялись играть ею в футбол. На закате дикие мальчишки собрались и побрели прочь. Трупы они раздели догола, у многих отрезали гениталии. Из человеческой мошонки дикие мальчики делают маленькие мешочки, в которых носят гашиш и листья и веточки ката[78]. Заходящее солнце залило искромсанные тела розовым светом. Я ходил, благополучно жуя сандвич с курицей и останавливаясь время от времени, чтобы осмотреть любопытный труп.

Существует множество групп, разбросанных на обширном пространстве от окрестностей Танжера до Голубой Пустыни Безмолвия… Мальчики на парапланах, вооруженные луками и лазерными винтовками, мальчики на роликовых коньках, их – отличительные черты голубые плавки, стальные шлемы и охотничьи ножи. Есть нагие мальчики с духовыми ружьями, эти носят длинные, до середины спины волосы и малайский крис на бедре. Есть мальчики с пращами, есть метатели ножей, есть лучники, есть такие, кто дерется голыми руками, есть мальчики-шаманы, оседлавшие ветер, и те, кто подчиняет себе змей и собак. Есть мальчики, наловчившиеся насылать проклятие, указав на врага костью, а есть такие, кто способен поразить врага, заколов его отражение в тыквенной бутыли с водой. Есть мальчики, умеющие призывать и насылать саранчу и блох, есть пустынные мальчики, пугливые, как лисы-феньки. Есть мальчики-сновидцы, которые умеют проникать в сны друг друга, и мальчики-молчальники из Голубой Пустыни. В каждой группе развились особые навыки, каждая обрела особое знание, пока не превратилась в подвид человечества. Один из самых впечатляющих отрядов – внушающие ужас Бойцовые Муравьи из мальчишек, потерявших в сражениях обе руки. Они носят сандалии и плавки из алюминия, их головы туго стягивают стальные шлемы. Им прислуживают музыканты и мальчики-танцоры, врачи и электронщики, которые носят за ними оружие, ввинчивающееся в их культи, закрепляют на них пряжками плавки, зашнуровывают сандалии, омывают и умащивают их тела мускусом из гениталий, роз, карболового мыла, гардений, жасмина, гвоздичного масла, амбры и слизи прямой кишки. Эта одуряющая вонь – первый признак их появления. Мальчики помладше экипированы острыми как бритва клешнями, которые могут отхватить палец или подрезать сухожилия на ноге. Бросаясь в атаку, они клацают клешнями. У мальчишек постарше к культям привинчены длинные обоюдоострые ножи, способные рассечь в воздухе шарф.

На экране – прежний полк, тот же каньон, тот же полковник. Полковник беспокойно принюхивается. Его конь встает на дыбы и ржет. Внезапно возникают вспышки серебристого света, солнце играет на шлемах, на ножах и сандалиях. Мальчики налетают на полк словно смерч, у самой земли «Муравьи» помладше подрезают сухожилия, ударные отряды старших обеими руками прорубают себе дорогу сквозь ряды солдат, за ними взлетают вверх отрубленные головы. Все заканчивается в считаные секунды. Из полка не уцелел никто. Дикие мальчики не берут пленных. А после первым делом заботятся о своих тяжелораненых, не имеющих шансов выжить.

Полковник сделал паузу и набил трубку кифом. Казалось, он всматривается в нечто очень далекое и давно прошедшее, и я поморщился, потому что в то время был придирчивым фулбрайтовским педиком, страшащимся вульгарно интимного опыта с эротическим призраком арабского мальчишки. Я думал, как же зануден полковник со своими аляповатыми побасенками в духе старины Лоуренса, на руках у которого умирают верные туземные юноши.