— Я встретил его на площади Клиши. — У парня белые обесцвеченные волосы. Мы садимся за круглый черный стол. Блондинчик достает из куртки пистолет и все, необходимое для приготовления понюшки: инсулин, лимон, маленькую ложечку, вату, пакетик героина. Я беру пистолет в руки — это вальтер — и прицеливаюсь в ведущего на экране телевизора. Рука у меня не дрожит.
Джамель и белобрысый колются одним и тем же шприцем, а потом предлагают его мне. Я отказываюсь и ухожу в комнату. Джамель догоняет меня, и я замечаю:
— А я-то думал, ты никогда не «ширяешься».
— Да это так, подумаешь, один маленький укольчик!
— Мне бы очень хотелось, чтобы твой приятель убрался вместе со своим пистолетом и наркотой!
Панк убирается. Мне звонит Лора, и я говорю, что не один и не могу встретиться с ней вечером. Она вешает трубку, не дослушав, не сказав даже «прощай». Джамель ложится рядом со мной, мы оба возбуждаемся, но любовью не занимаемся, потом одновременно засыпаем.
Меня будит звонок: половина десятого. Я снимаю трубку домофона, и консьержка говорит, что мне принесли заказное письмо. Я нажимаю на черную кнопку, и дверь открывается.
Я жду почтальона, но из лифта выходит Лора с Морисом на поводке. Я не хочу впускать ее в квартиру, но она настаивает на разговоре. Я прошу ее подождать и закрываю дверь. Натянув спортивные штаны и майку, я выхожу и тащу Лору к лифту.
Яркий свет дня, слишком яркое солнце. Мы входим в кафе. Она пьет чай, а я кофе со сливками. Лора ставит чашку на стол и поднимает на меня глаза. Ее лицо перекосилось от тика, она вот-вот заплачет.
— Я боюсь. Я сделала анализ, он очень плохой.
— Где ты его делала?
— У моего гинеколога.
— Не понимаю…
— Она посылала кровь в Пастеровский институт.
Не знаю почему, но мне кажется, что Лора врет, что она просто повторяет то, что слышала от меня или прочла в газетах. Внезапно она говорит:
— Если ты хочешь бросить меня, брось, но не презирай, прошу тебя… Я ничего не могу поделать, я ведь ничего сама не решала, я не собиралась тебя любить. — Я вздыхаю и провожу рукой по волосам.
— Кое-что меняется теперь. — Лора достает из сумки бумажный пакет и говорит: — Я принесла круассаны для твоего дружка!
Я вскакиваю, опрокидываю столик, чашки падают на пол. Лора цепляется за меня, и я ее отталкиваю. Выбегая из кафе, я слышу ее крик:
— Ненавижу мужиков, ненавижу, вообще не хочу больше любить!
Я вхожу в комнату. Джамель спит под периной, одна нога свесилась с кровати. Я иду в гостиную и выглядываю в окно: Лора сидит на ступеньках дома напротив. Она достает из сумки школьную тетрадку.
Я выхожу купить хлеба и газету. Лора что-то пишет в своей тетрадке. Уже возвращаясь в дом, я все-таки перехожу улицу, подхожу к ней и говорю:
— Ты что, собираешься просидеть здесь весь день? Это бесполезно…
— А мне плевать, я жду тебя.
Джамель встал. Он в одних джинсах. Послонявшись по квартире, он наклоняется, чтобы выглянуть на улицу из-под полуопущенной шторы, потом спрашивает:
— Это она? Та маленькая мадемуазель напротив? Она почти девочка.
— Она на два года старше тебя.
Я представляю себе, что именно пишет Лора в своей тетрадке, что-нибудь типа:
«Мне холодно. Я хочу, чтобы он вышел и забрал меня. А тот, другой, наверху, прижимается своим голым телом к телу моего любимого. Вместо меня, занимая мое место. Господи, если бы я могла хотя бы ничего не чувствовать, не смотреть на эти три окна, уйти…»
Чуть позже Лора звонит в дверь, но я не открываю, тогда она входит с кем-то из жильцов. Я жду ее у лифта и, как только она появляется, начинаю уговаривать уйти. Лора отказывается, направляется к квартире со словами:
— Ну хватит! Ты откроешь, и мы спокойно поговорим!
— Убирайся, я не хочу никогда больше тебя видеть и слышать!
— Я останусь у дверей твоей квартиры, пока ты не впустишь меня.
Я прижимаю Лору к стене одной рукой, а другой пытаюсь вставить ключ в замочную скважину, Лора пытается войти, я отталкиваю ее, а она цепляется за дверную раму. Мне удается отцепиться от Лоры, я хлопаю дверью, и она остается на площадке.
Лора принимается вопить в коридоре. Джамель уже оделся, надел даже куртку; он не видит меня; сидя за круглым черным столом, он как бы смотрит внутрь себя, пытаясь промолчать, сделать вид, что вся эта сцена его совершенно не касается. Лора колотит в дверь — ногами, кулаками, карабином от собачьего поводка — и орет:
— Ты испоганил мне жизнь… Этот педик передал мне СПИД, у меня никогда не будет детей, а он выбрасывает меня на улицу… Я сижу тут, как побитая собака, а он там трахается, за дверью.
Я открываю и молча смотрю на стоящую на коленях Лору, из квартиры напротив выходит соседка и говорит мне:
— Да остановите же ее, заставьте замолчать, ради Бога… Мне-то наплевать, но другие могут вызвать полицию… У нас не принято устраивать подобные сцены на людях! Я иду к Лоре, тащу ее к лифту, она сопротивляется с ужасными криками.
На площадку выходит еще один сосед, берет Лору за плечи и медленно ведет к своей квартире.
— Пойдемте ко мне, вам нужно успокоиться.
Лора оборачивается ко мне: