Дикие ночи

— У меня тоже работа, и мне надоело, что мой телефон все время занят сорока телефонными сообщениями от Лоры, каждый вечер, когда я возвращаюсь домой.

— Ну так расстаньтесь, скажи ей, что все кончено раз и навсегда! — Я слышу в ответ приглушенный крик Лоры.

— Нет, заткнись, ради Бога! — Она вырывает трубку из рук матери. — Нет, ведь ничего не кончено, скажи мне, прошу тебя!

— Я этого не говорил, это твоя мать…

Приглушенный голос ее матери:

— Да займись ты наконец каким-нибудь нормальным парнем, а не этим паршивым педиком, который позволяет грязным арабам трахать себя!

Я ору в трубку:

— Ну да, конечно, эта истеричка, конечно, считает себя нормальной, и ты тоже, да?!

Сэми встает.

— Да заткнитесь же вы оба! Я хочу спать. — И он изо всех сил шваркает дверью своей комнаты.

Я не хочу, чтобы он засыпал без меня. Поэтому соглашаюсь на предложение Лоры, лишь бы закончить наконец разговор. Завтра мы пообедаем вместе с ее матерью и постараемся спокойно все обсудить.

Лора ждет меня возле своей киношколы, в кафе на улице Федерб. Я останавливаюсь, притираюсь колесом к тротуару. Когда я открываю дверцу, Лора выходит из кафе, переходит заснеженную улицу, идет ко мне.

Сент-Антуанское предместье, Бастилия, улица Риволи… Мы не разговариваем, как будто нас уже нет; слишком много слов, город, снег, все те же жесты.

Мы встречаемся с матерью Лоры в кафе на площади Шатле. Бессмысленный спор, бесконечные фразы.

— Ты видишь, он же никогда не изменится, брось его…

— Чего я хочу? Да я люблю его таким, какой он есть, я просто хочу, чтобы он сделал над собой крошечное усилие… Ты можешь хотя бы попытаться?

Я не раскрываю рта, смотрю, как они обе разоряются. Разговор идет на повышенных тонах, Лора оскорбляет мать, та встает, бросает на стол стофранковую банкноту и уходит, сказав напоследок:

— Никогда больше не проси у меня помощи ни в чем, что будет связано с этим подонком, у меня есть дела поважнее!

Мы заказываем омерзительные, тошнотворные шоколадные пирожные. Я выпиваю две чашки кофе, и меня начинает трясти. Мы выходим, на улице серые сумерки, небо давит на череп, как стальная крышка от кастрюли, и мы не знаем, что дальше делать.

Сэми в ярости: в его жизни абсолютно ничего не происходит. Ему хотелось бы чего-нибудь особенного, он вспоминает отца, то, чем тот когда-то занимался. Я говорю ему, что он должен выбирать. Ему осточертело ездить на метро — больше часа каждый день, чтобы добраться до «Шаман Видео» в XV округе; Сэми устал от покровительственного тона своих нанимателей, эксплуатирующих его пятнадцать часов в день за гроши, он не хочет больше ужинать со мной за круглым черным столом, тупо уставившись в телевизор. Я говорю ему:

— Год назад ты раскладывал по коробкам фотографии за тысячу франков в месяц!

Время от времени Сэми встречается с Сержем, и тот не прекращает уговаривать его.

— Какого черта ты тратишь время на этот рабский труд? У тебя же все задатки звезды, если бы ты захотел, я вывел бы тебя в люди, запросто!

Я спрашиваю Сэми:

— Ты что, до сих пор «покупаешься^» на обещания «голодных» старых педиков?

С видом ребенка, пойманного на месте преступления, он отвечает:

— Да нет, ладно, брось, я знаю, что ты прав.

Его виноватый вид так выводит меня из себя, что я рявкаю:

— Черт, да делай что хочешь, в конце концов, я ведь тебе не отец!

Сэми уходит. Я знаю, что он будет шляться по улице Лапп или улице Рокетт, надерется в «Зорро» мескалем до чертиков, подерется с какими-нибудь подонками, вернется весь в крови, в разодранной одежде; потом его будет долго тошнить в сортире, и он разбудит меня среди ночи, укладываясь в постель и сопя. Утром, после звонка будильника, я по десять раз повторяю ему:

— Сэми, да вставай же ты, опять опоздаешь! — Только тогда он нехотя вылезает из постели.

Я возвращаюсь домой поздно. Сэми готовит к употреблению кокаин на зеркале, пользуясь старым лезвием. У него блестят глаза: он побывал у парикмахера, который сбрил ему волосы на висках, оставив их более длинными на макушке. Он целует меня и спрашивает с кривой ухмылкой:

— Ты что, лизался с кем-нибудь на стоянке?

— Я ужинал с Бертраном.

Он приготовил две полоски: вдохнув одну из них, он протягивает мне соломинку и, пока я вдыхаю кокаин, сообщает как бы между прочим:

— Знаешь, я опять ходил к Андре… Мне даже понравилось!

Я начинаю расспрашивать его о деталях: скольких девочек он трахнул, лупил ли он опять месье Андре, но он не хочет ничего рассказывать, просто подходит ко мне сзади, прижимается, я чувствую его возбуждение.

Он подталкивает меня к моей комнате, говоря:

— Пойдем, я хочу тебя…

Я стою голый и дрожащими пальцами расстегиваю молнию на его джинсах, стягиваю трусы… потом становлюсь на колени на кровати и упираюсь ладонями в матрас, Сэми устраивается сзади, плюет на ладони и смачивает член. Последний раз мною обладал Кадер, это было два года назад, в Эль Эснаме, в развалинах разграбленного города. Я говорю Сэми:

— Надень резинку…

— У меня нет.

— Ну так возьми в ванной.

— Нет.

— Ты хоть понимаешь, что делаешь?

— Говорю тебе, я не хочу.