Дикие нравы

Мамами здесь в принципе называли всех местных женщин в возрасте от тридцати и старше. Негритянкам почему-то это очень льстило, и такое обращение они почитали весьма уважительным, подчеркивающим их статус. Поварих, готовивших еду, было всего три, запоминать их имена Максим счел делом сложным, да и не знал их никто из наемников, потому, ничтоже сумяшеся всех их звали просто мамами, благо все вместе они на кухне практически не появлялись и путаница здесь возникнуть не могла.

— Эй, мамми, — окликнул Максим, почти целиком нырнувшую в котел дородную негритянку. — Я пришел завтракать!

— Иду, иду… — глухо прогудела откуда-то из недр котла чернокожая мамми. — Сейчас иду дорогой!

«Какой я тебе дорогой, чернозадая шлюха, — мельком подумал Максим. — Дать бы тебе сейчас пинка, чтобы запомнила, как надо обращаться к белому человеку. Распустились совсем! А все оттого что многие парни позволяют себе слишком фамильярно общаться с этим сбродом!» Мелькнувшая в голове мысль, просто сама собой сверкнувшая где-то на краю сознания опять удивила несказанно. Уж если кто из наемников и фамильярничал с кухонным персоналом, так это в первую очередь как раз он сам, к тому же именно дежурившая сегодня мама всегда ему нравилась своей спокойной рассудительностью и действительно почти материнской заботой, а уж готовила пожилая негритянка так, что просто пальчики оближешь. Чего же он тогда на нее взъелся? Странное какое-то сегодня утро, все, буквально все вокруг раздражает…

От этих мыслей Максима отвлек, дожевавший наконец кашу Компостер.

— Слыхал, говорят, Старик приказал нашего найденыша шлепнуть по-тихому?

— Да ну? С чего бы это? — Макс удивленно глянул на потягивающего кофе наемника. — Чем он ему вдруг помешал?

— Он сам по себе ни чем, просто, что с ним дальше-то делать? Не можем же мы его до конца жизни в клетке держать?

— Ну ты сказал, «в клетке»! Никто его в клетке не держит, насколько я знаю…

— Много ты знаешь, — презрительно усмехнулся наемник. — А то, что его поселили отдельно, рядом с домом Старика и тот, кто дежурит на первом посту, обязан не выпускать его из хижины без специального разрешения, это как? Пусть не клетка, но все равно под арестом…

— Так это для его же блага, — неуверенно возразил Максим. — Чтобы он не шлялся где попало, мало ли что…

— Вот именно, мало ли что! — наставительно поднял палец Компостер. — Мало ли что здесь увидит и узнает наблюдатель ООН.

— Да ладно, что такого тут можно узнать?

— Ну, к примеру, то, что на незаконно оккупированной Руандой территории Республики Конго вовсю идет добыча дефицитного танталита. А ведет эту добычу почему-то персонал дочерней фирмы Ульбинского металлопрокатного завода под охраной частников из казахской же фирмы «Алга». Совсем нетрудно догадаться, куда поступает с этого прииска тантал, и кто именно ведет нелегальное расхищение недр чужой страны, пользуясь царящей в ней неразберихой и оккупацией ее территорий. Вот и прикинь хрен к носу, каково сейчас Старику знать, что прямо в лагере находится живой наблюдатель ООН? Да он у него как кость в горле!

— По-моему ты преувеличиваешь, — с сомнением в голосе произнес Максим. — Он все-таки военный наблюдатель, какое ему дело, до того, кто и что здесь добывает. Он должен следить за военной обстановкой.

— Как же! — невесело усмехнулся Компостер. — Этим умникам до всего есть дело. Они везде норовят сунуть свой нос, а потом начинаются крупные неприятности. Помяни мое слово, лучше было нам не трогать этих кигани, пусть себе и дальше бы жрали черномазых. Зато и этой проблемы у нас бы сейчас не было.

Подошедшая к столу мама поставила перед Максимом полную миску горячей рисовой каши с тушенкой, на отдельном жестяном блюде дымилась чашка кофе, рядом с ней лежал кусок белого хлеба, густо намазанный джемом.

— Наплачемся мы еще с ним, наплачемся, — процедил сквозь зубы Компостер, поднимаясь из-за стола. — Спасибо, мама, ты прекрасно готовишь.

Чернокожая толстуха довольно расплылась от этого комплемента, зардевшись, точно впервые приглашенная на свидание девчонка.

— Может, все на самом деле и не так плохо, — задумчиво произнес Максим, ковыряя алюминиевой ложкой слипшуюся горку каши.

— Блажен, кто верует, — бросил ему через плечо Компостер и, не спеша, зашагал в сторону шалашей лагеря рабочих.