Читаем Дикие персы полностью

Дикие персы

Время, которое скромный учёный мысленно выделил предводителю дикарей, подходило к концу, о чём, собственно, артефактор и планировал поведать визитёру, но Кувалда понял причину неловкости по-своёму.

— Ошалел от рафости?

— Не без этого, — протянул учёный, елозя платочком по линзам.

— Можешь поцеловать мне руку в знак признательности.

Клопицкий вернул очки на нос и с академическим равнодушием сообщил:

— Трофим насквозь пробивает кулаком полудюймовый стальной лист.

Фразу Лёня произнёс громко, ни разу не запнувшись, а выражение лица при этом имел спокойное и чуточку заинтересованное, как будто он сто раз наблюдал упомянутый эксперимент, но ради науки готов провести его снова. Сигнал оказался настолько очевидным, что его расшифровал даже дикарь.

— Я пошутил насчёт поцелуя, — неестественно быстро произнёс великий фюрер.

— Знаю.

Кувалда опасливо взглянул на невозмутимого голема и продолжил:

— Я ведь по фелу к тебе, а фело вот какое: ты, говорят, крутой артефактор, то есть умеешь фелать крутые артефакты?

— Говорят, что умею, — не стал отнекиваться Клопицкий.

— Кто говорит? — заинтересовался одноглазый.

— А почему ты ко мне пришёл? — осведомился Лёня, элегантно избежав ненужных уточнений.

— Пришёл, потому что мне сказали, что ты не ферёшь столько фенег, как шасы.

— А если бы сказали, что беру?

— Пошёл бы к шасам. Что я, фурак, такие феньжищи какой-то полукровке скармливать?

Пару секунд великий фюрер широко улыбался, желтизной зубов подтверждая свою прагматичность и деловую сметку, затем опомнился и попытался сгладить ситуацию.

— Ну… К тебе это отношения не имеет, сам вефь понимаешь. А потом полукровка полукровке рознь, как братья от разной мамы, ты вот весь из себя умный…

— Мне понравилась твоя честность, — усмехнулся Клопицкий. То ли он действительно не обиделся, то ли мастерски владел собой. — Что же касается «полукровки», то это далеко не самое мерзкое слово из тех, которые мне доводилось слышать.

— Хочешь я тебя ещё как-нибудь обзову? Пожёстче.

— Тогда мне придётся сделать из тебя какой-нибудь артефакт.

— За этим я и приехал!

— Неужели? — изумился Лёня.

— Меня упросили на свафьбу заглянуть, — приосанился Кувалда. — Ты фолжен о ней слышать: королева женится.

— Вроде в новостях было.

— Ага, и я тоже там буфу, как новости. — Кувалда важно глотнул из фляги с вензелем и продолжил: — А какая свафьба без…

Лёня навострил уши, но великий фюрер точно знал, зачем приехал.

— …какая свафьба без пофарка? Вот я и прифумал, что ты фолжен сфелать артефакт фля самой королевы, мля, но только такой, чтобы все вокруг рты пораззявили от восхищения, королева поняла, что Красные Шапки ей верные и любят беззаветно, и ещё, чтобы стоила вся эта твоя банфура нефорого. — Одноглазый нетерпеливо огляделся. — Гфе он?

— Столько желаний и такая экономия, — задумчиво протянул Клопицкий. — Попахивает неуважением к царственной особе.

— Я особу уважаю всячески, — обозначил позицию одноглазый. — Но фолжен фумать о том, чтобы наша семья процветала поф властью короны и была на хорошем счёту и чтобы не разорилась на пофарке, который потом профать никому нельзя, если королева от него откажется, врубаешься?

— Почти во всё.

— Тогфа неси то, что я говорю, и фенег возьми нормально, а не как эти жафные шасы. — И тут великий фюрер начал что-то подозревать. — У тебя вообще это есть?

— Что именно? — скромно и без особого азарта осведомился Лёня.

— Есть, как я сказал?

— Прямо сейчас могу предложить выдвижной усилитель барабанного грохотания.

— Фля чего? — раскрыл рот Кувалда.

— Для уличных концертов, например, — выдвинул свою версию артефактор.

— Ты издеваешься?

— Мне его заказали, и я его сделал! О каких издевательствах ты говоришь?

— Я не могу фарить Её величеству выфвижное грохотание!

— А я не знаю, что нужно подарить Всеславе, чтобы она поняла насчёт безудержной любви Красных Шапок, — отрезал Клопицкий.

— Вернопоффанной любви!

— У вас всё становится безудержным.

— Откуфа знаешь?

— Вижу, как вы любите виски.

— Мы без него не можем!

— Подарите Всеславе башню из пустых бутылок в натуральную величину.

— Величину чего?

— Башни.

— Какой?

— Какой фантазии хватит!

— Мля…

Кувалда наконец-то понял, что над ним потешаются, и стал меняться лицом в злобном направлении.

— Резвишься, полукровка?

— Упражняюсь в остроумии.

— Острое я люблю, — проворчал великий фюрер, делая попытку извлечь на свет церемониальный ятаган.

— Ты ничего не забыл?

— Я сейчас всё больше за столом с фокументами работаю, так что, может, пару выпафов и забыл, но руки помнят, — успокоил артефактора Кувалда. — Резану с оттягом, башка сначала свалится, а потом кишки полезут…

— О друге моём не забыл?

Одноглазый резко обернулся, внимательно посмотрел на миролюбиво посапывающего Трофима, вспомнил о неизвестно откуда взявшемся ноже, огорчённо вернул наполовину извлечённый ятаган на место, поднялся и, не прощаясь, вышел из лаборатории.

В его голове крутилась одна-единственная мысль: «Что же фелать фальше?»