Я выключаю и тупо таращусь на нее. Она кладет сумочку на журнальный столик и, не отрывая взгляда от экрана, начинает измерять дальнюю стену комнаты.
Я всего на пару минут и сразу же уйду. Хочу сделать тут встроенный шкаф. Представляешь, увлеклась проектированием стеллажей для хранения. Мы поставили такой в Чикаго и…
У Рэя?..
Да, в нашем доме, подчеркивает она.
Линдси все пытается установить ленту рулетки вертикально, но та раз за разом скатывается обратно. Подтаскиваю стул, чтобы помочь. Кажется, она такого не ожидала.
Спасибо. Сама не знаю, чего это я… Просто какой-то дурацкий пунктик все улучшать.
Я дотягиваю кончик рулетки до потолка. Она записывает результаты измерений в телефон.
А у твоего отца, между нами говоря, руки вовсе не золотые.
Правда?
Линдси вспыхивает. Думает, наверно, что я издеваюсь.
Он на неделю уехал в Сан-Франциско. Теперь нам должно хватить миль, чтобы слетать на Барбадос и обратно. Она кивает, давая понять, что я могу отпустить рулетку. Как твоя голова?
Пока на месте.
Тебе ничего не нужно?
Я бормочу, что собиралась прилечь, и она явно вздыхает с облегчением. По дороге к двери неловко сжимает мое плечо. А потом прикусывает ноготь и видит, что я это замечаю.
Да уж, пора избавиться от этой привычки.
Сплю я, как будто меня вырубили хлороформом. Интересно, чем он пахнет? Эфиром?
На второй день приема эффексора я отправляюсь на учебу пешком, чтобы по дороге заглядывать в глаза незнакомцам. Меня одолевает острое возбуждение – знаете, такое, когда в промежности пульсирует, а тротуары блестят.
Зачем вы так осложняете себе жизнь? – спросила меня Лидерман. Вы словно ходите с набитым камнями рюкзаком за спиной. Пора уже его скинуть.
Все экраны в витрине магазина «Эппл» показывают, как Митч МакКоннелл заставил замолчать Элизабет Уоррен. Ее предупреждали. Ей все объяснили. И тем не менее она настаивала на своем.
У ворот я сталкиваюсь с Сэмом. Он в круглой надвинутой на самые глаза шапочке. В одной руке держит Макмаффин с яйцом, в другой – стакан. Кофе он постоянно проливает на себя. Я предлагаю подержать его стакан.
Хочешь, поедем в парк? – спрашивает он.
Поезд метро вдруг останавливается посреди туннеля. На меня накатывает паника, но, по счастью, Сэм рядом, стоит прямо позади меня. Я приваливаюсь к нему и слушаю, как в ушах грохочет пульс.
В парке он показывает мне уток, прячущихся под деревьями от дождя, и кутающихся в меха невест. Потом кивает на малыша в забавной шляпке.
И заверяет – этот ребенок станет суперзвездой.
Мы обсуждаем Марти, которая отчислилась из университета. Она несколько лет откладывала деньги, чтобы пойти учиться на магистра изящных искусств, а теперь снова начнет работать медсестрой. Говорит, не могу больше искать себе оправдания.
Мне она не нравилась, но такого я никак не ожидала. Вот бы и меня неудержимо тянуло помогать людям.
Сэм останавливается перед лотком с хот-догами и сует мне в руку пакетики с солью, а я тут же их роняю. Он дает продавцу пять долларов и просит два хот-дога. Хочешь поговорить об этом?
Нет.
Я, конечно, Оксфорда не оканчивал, но могу точно тебе сказать: перестань постоянно смотреть себе под ноги и увидишь куда больше. Земля-то тут, наверно, мало чем отличается от британской. Смотри-ка, вот дерево. Или куст? В чем вообще разница между деревом и кустом? Кто-нибудь знает? Я – точно нет. Великий Сэмудини мало что смыслит в ботанике. Это же ботаника? Ты ее тоже изучала? Вместе с латынью и. чем там еще? Этикетом?
С тех самых пор, как я приземлилась в аэропорту Джона Кеннеди, Сэм – единственный человек, с которым мне всегда весело. Он словно застает мое тело врасплох. Внезапно как брякнет что-нибудь, оно тут же сдается и начинает трястись от хохота. Он постоянно дурачится, чтобы меня повеселить – слушай, ты не обязана об этом говорить, и я не собираюсь докапываться, но я взял эту твою соленую писанину у Финна… То есть, вообще-то, он ее выбросил. Не обижайся на него, он урод. А я только рад был, что он так поступил. Я с огромным удовольствием все прочитал. Я корчу гримасу, и он добавляет – по крайней мере это уж получше, чем та фигня про запеканку, которой собирается потчевать нас Пол.
Господи, Пол! В Англии он бы просто не выжил. Несколько минут мы идем молча. Ты видел британскую церемонию открытия Олимпиады 2012 года? Не знаю, как объяснить, но вот по чему я тут больше всего скучаю.
Сэм морщится. Серьезно? А мне она показалась жутко снобистской. Куча шуток, направленных только на то, чтобы отсеять непосвященных. Ты просто не любишь американцев, смеется он.
Неправда.
Да конечно! Ты считаешь, что мы шумные, неприятные, недалекие…
Я никогда такого не говорила.
Но это очевидно. Я видел, как ты вздрагивала, когда мы смотрели футбол в спорт-баре.
Это я от удивления! Думала, что американские болельщики скандируют кричалки только в кино. Не в этом дело, просто я с детства привыкла считать Америку захватчиком.
А то у Британии в послужном списке мало угнетенных коренных народов, смеется Сэм и давится своим хот-догом. Я хлопаю его по спине. Он кашляет, из глаз катятся слезы.