Дикие псы

— А если не у меня, а у другого человека, это что, имеет какое-то особое значение?

— Да нет. Просто вы могли бы написать заявление, раз уж все равно здесь оказались.

— Писал, — озлобленно воскликнул адвокат. — Три года ищут, никак найти не могут.

— Всякое случается, — заметил рассудительно Жигулов.

— Конечно, — злость адвоката стремительно перерастала в откровенную враждебность. — Когда мои подопечные угнали машину?

— Позавчера, по-моему.

— Вот. И трех дней не прошло, а вы уже дело сшили.

— Ну да. А заодно пистолеты им выдал и коллегу под пули подставил, чтобы на задержании героичней выглядеть.

— Кстати, насчет пистолетов. С пистолетами, — адвокат многозначительно похлопал ладонью по «делу», — еще разобраться надо. Откуда они у угонщиков взялись. Причем именно в момент задержания. И каким это образом ваши эксперты умудрились выдать заключение прежде, чем моим подзащитным было предъявлено обвинение!

— Разбирайтесь. На здоровье, — ответил Жигулов, заметив, однако, невероятный прогресс во взглядах собеседника. Всего пять минут назад защитник называл своих подзащитных не иначе как «они» или «эти» и был готов лично впиться зубами им в шеи. — А когда разберетесь, загляните к моему коллеге — он в Склифе «филонит», в реанимации, с двумя пулевыми, — и расскажите о результатах. Ему интересно будет. Королев фамилия. Викентий Владимирыч.

— Да полноте. У вас на все одна песня: «Ах, мы такие бедненькие-несчастненькие, стараемся-стараемся для простого народа, пашем круглыми сутками, как волы, а нас не понимают, не ценят и не любят», — отмахнулся адвокат. — Еще надо проверить, что вы в деле понаписали и насколько всесторонне и беспристрастно проводились экспертизы.

— Сомневаетесь? — напрягся Жигулов. Он не любил, когда споры переходили в стадию личных оскорблений.

— А как же? Вам же все равно, кого сажать. Правый, виноватый — для вас значения не имеет. Лишь бы галочку в отчете поставить.

— Раз сомневаетесь — проверяйте. Ваше право. А вообще… В вас сейчас обычное раздражение говорит. — Жигулов раздавил окурок в пепельнице. — Вашу маму ограбили в лифте, вас обидел кто-то из наших сотрудников, на работе мало платят, вот вы и злитесь. На нас и на весь белый свет заодно. Не стану спорить, среди сотрудников милиции разные люди попадаются, но нельзя же по поступкам одного судить обо всех скопом.

— Да ладно вам, — адвокат резко поднялся. — Бросьте заниматься этой дешевой плакатной демагогией. Вы бы сами себя послушали. Говорите, как передовицу из «Правды» читаете. Тошно становится. Стыдно, молодой человек, в вашем-то возрасте. — Он поморщился. — И вообще, давайте покончим с этим разговором. Вам все равно не удастся меня переубедить.

— Ради Бога, — легко согласился Жигулов. — Давайте покончим. Тем более что не я его начал.

— Я все прочел и подписал нужные документы. Мне понадобится неделя на то, чтобы ознакомиться с материалами дела и, возможно, потребовать независимых экспертиз. Честь имею, — старомодно попрощавшись, не дожидаясь ответа, адвокат вышел, громко хлопнув дверью.

— Взаимно, — вздохнул в пустоту Жигулов. Он уже понял: развязаться с делом об угоне «малой кровью» не удастся. Это же надо, чтобы из полутора десятков адвокатов, работающих в местной юридической консультации, ему прислали именно этого, озлобленного, ненавидящего весь свет человека. Но в чем-то адвокат был все-таки прав. И его жизненная позиция являлась естественным противовесом владимирычевскому: «Мы для простого гражданина — враги». Жигулов не хотел, чтобы его воспринимали как врага. Он хотел быть своим среди своих.

* * *