Конякин обещание сдержал. Впрочем, Жигулов учитывал подобную возможность и был готов к очередному витку неприятностей. Тем не менее, когда без четверти десять Михмихыч вызвал его к себе, он почувствовал досаду. Как-то не хотелось верить, что по звонку одного идиота милицейские чины готовы прыгать, как собачки в цирке. Михмихыч сидел, подперев подбородок рукой, и глазел в окно, за которым серые голуби демонстрировали в сером же небе чудеса высшего пилотажа. На жигуловское «разрешите» бормотнул безрадостно:
– Заходи, голуба, заходи. – А когда тот вошел в кабинет, добавил: – Присаживайся. Ну, докладывай.
– О чем докладывать-то? – сыграл «дурня» Жигулов.
– Ты мне-то брось ваньку валять. Сам знаешь о чем. – Михмихыч повернул голову, вперился в Жигулова тяжелым немигающим взглядом. – Что там у вас произошло?
– Где? – сделал удивленные глаза тот.
– Слушай, Анатолий Сергеич, – ровным, не предвещавшим ничего хорошего голосом сказал Михмихыч. – Я что, на дурака похож?
– Да нет, товарищ полковник. Не похожи.
– Слава Богу, – Михмихыч снова отвернулся к окну. – Ну а раз не похож, значит, и нечего из меня дурака делать. Давай, голуба, выкладывай. Жигулов подумал и… выложил. Все начистоту. Михмихыч выслушал его молча, вздохнул, взял ручку, листок, принялся вычерчивать вензеля. Пауза затягивалась.
– М-да, – наконец выдохнул Михмихыч. – Ситуация.
– А что такое? – спросил Жигулов.
– Да вот, знаешь, звонили тут из управления. Как раз насчет этого эпизода. Только мне совсем другие сведения передали.
– И какие же?
– Нахамил уважаемому человеку, оскорбил, без законных на то оснований отказался выдать украденную машину после проведения опознания.
– Я же объяснил, как было дело. И свидетели имеются. Кстати, майор Григорьев при опознании присутствовал. Так что вашего «уважаемого» вполне можно привлечь к ответственности за клевету.
– Попробуй, голуба, попробуй, – кивнул Михмихыч и красноречиво сцепил пальцы рук в кулак. – Только смотри, как бы хуже не сделать.
– Но вы-то мне верите?
– Я с тобой, голуба, юлить не буду. Верю я тебе или нет, большой роли не играет. Ты ведь систему хорошо знаешь. Кто начальник, тот и умный. Ну подашь ты в суд. И что дальше? Свидетели твои заявят, что стояли далеко и подробностей вашего разговора не слышали. Общественность крик поднимет, мол, требуем остановить милицейский произвол, снова власть притесняет беззащитных граждан. Про Борис Саныча Григорьева – при всем моем к нему уважении – скажут: «Дело ясное, круговая порука». И останешься ты, голуба, у разбитого корыта. Это в лучшем случае. В худшем – турнут за служебное несоответствие. Так-то. – Михмихыч вздохнул. – Пока суд да дело, столько грязи на тебя выльют – век не отмоешься. Прав ты, виноват, никто и не вспомнит. – Жигулов потянулся за сигаретами, но вовремя спохватился. – Да кури, чего там, – махнул рукой Михмихыч. Жигулов размял сигарету, щелкнул зажигалкой, затянулся.
– И что вы предлагаете?
– А черт его знает, – развел руками полковник. – Другому бы посоветовал плюнуть, извиниться перед этим… и забыть все, как страшный сон. Но ты же у нас принципиальный, извиняться не станешь?
– Нет, – ответил Жигулов. – Не стану.
– То-то и оно, голуба, – вздохнул Михмихыч. – То-то и оно. Тогда такой вариант: я отстраняю тебя от ведения этого дела. Поскольку ты им официально не занимаешься, контачить с потерпевшим тебе без надобности. Поработай над чем-нибудь другим. Ты по валюте копать начал?
– Начал, – поджал губы Жигулов.
– И как? Зацепки реальные есть?
– Кое-что, по мелочи.
– Отлично. Вот и займись своей валютой, голуба. Понадобятся люди, возьмешь… Кого же тебе дать-то? Сотрудники, понимаешь, сейчас на вес золота… Вон, Олега Поликарпова возьмешь, так? А дело об угоне передашь Спирину. Глядишь, само собой утрясется.
– Значит, отстраняете? – повторил Жигулов, гася окурок в пепельнице.
– Мне, голуба, на старости лет лишняя головная боль без надобности. А если ты у нас сильно гордый, – хмыкнул Михмихыч, – можешь накатать «по собственному». Ей-Богу, подпишу без звука. Так как? Что выбираешь?
– Валюту, – вздохнул Жигулов. Увольняться он не хотел.
– Правильно. Из двух зол выбирай то, которое дешевле. Иди и занимайся своими фальшивками. – Жигулов поднялся, пошел к двери. – А в следующий раз лучше не конфликтуй со всякими зас…цами, – пробурчал Михмихыч. – Правды не добьешься, только себе навредишь. Уехал бы он на своей тачке, ни хрена бы с ней не случилось. Утром расписался бы в протоколе, и дело с концом.
– Между прочим, – Жигулов резко обернулся, – из-за этой тачки Владимирыч сейчас на больничной койке лежит.
– Я знаю, – кивнул полковник. – А благодаря твоей дурной принципиальности он что, из больницы досрочно выписался? – И закончил в стол: – Деньги получил бы, так хоть фруктов раненому товарищу отнес бы… – Брови Жигулова поползли вверх. – Иди, иди, голуба. Работа у меня такая, все я знать должен, что в моем царстве-госу… Ладно, иди уже, – Михмихыч обреченно махнул рукой и снова отвернулся к окну.