Дикие Сердца в Атлантиде

Сильное желание в его голосе унесло все оставшиеся сомнения в своих потоках. Она была желанной, и желала. Ничто не чувствовалось настолько верным для нее в этот момент, когда ее тело находилось в объятиях воина.

— Я твоя, — ответила она, отступая от контроля и полностью доверяя ему. — Я твоя.

Бастиен больше не спрашивал. Он получил позволение, теперь настал его черед брать. Брать и давать, и, наконец, прекратить эту муку желания, которая охватила его с тех пор, как он впервые увидел ее лицо, испуганное, но полное мрачной решимости, два года назад.

Он поднял ее с пола и, крепко сжимая руками ее округлые бедра, развернулся в направлении ее спальни. Она затаила дыхание, и он снова завладел е ртом, расхищая. Владея.

Моя. Голос в его голове требовал заявить о правах на нее, пометить ее, оставить свой знак.

Заботиться о ней, защищать, держать ее при себе долгие столетия его существования.

Тело мужчины требовало кое-чего более насущного и немедленного. Он еще больше затвердел, его член напрягся, прижимаясь к халату, который она носила, и он добрался до кровати. Медленно он позволил ей соскользнуть по своему телу. Потянулся, чтобы развязать пояс, который не позволял ему почувствовать ее влажную от душа кожу, прижатую к его нагретой плоти.

Когда он снял края халата с ее плеч, показалась кремовая кожа, отчего он едва не упал на колени перед ней. Он резко вздохнул, а потом немного подумал.

— Вот эта поза, — я на коленях, — кажется подходящим местом для меня при твоей красоте, леди Кэт, — промурлыкал он ей в волосы, прижимаясь к горлу, набухшим грудям, опускаясь на пол перед ней.

Она наклонилась и обхватила его голову руками, на ее бледном лице сияли огромные золотые глаза.

— Но…

— Тс, — прошептал он. — Позволь мне узнать секреты твоего тела. Позволь касаться тебя, пробовать на вкус, узнать тебя, — он поймал кончик ее груди ртом и лизал, сосал его, сначала нежно, потом сильнее, пока она не простонала и беспомощно не задвигала бедрами.

Тогда он перешел к ее другой груди, а на первой заменил свой рот пальцами, сначала нежно сжимая и легко пощипывая ее сосок, пока он сосал другой, пока снова не услышал ее стон, на сей раз она простонала его имя. Она зарылась пальцами в его волосы и потянула.

— Прошу, прошу.

Он посмотрел на нее, и мягкий румянец на ее коже в сочетании с жаром в ее глазах, заставил его потерять самообладание. Он больше не думал о нежном соблазнении, а только об обладании. О том, как он будет врезаться в нее настолько, что она никогда не избавится от него в себе.

О заявлении своих прав.

Он пальцем попробовал ее готовность, почти закричав от ощущения горячей влаги, которая встретила его в ее теле. Он снова склонил голову к соску и вошел в нее двумя пальцами. На сей раз закричала она, выгнувшись ему навстречу.

Одним движением он встал, поднял ее, потом повернулся и упал на кровать так, что она оказалась сверху. Он притянул ее голову к себе и снова завладел ее ртом, а его пальцы всё еще равномерно входили в нее. Потом он перевернулся так, чтобы оказаться на ее теле.

— Ты мне нужна сейчас, моя леди. Я должен принести извинения, что опять становлюсь поспешным юнцом, но я полагаю, что моя потребность быть внутри жара твоего тела больше, чем в следующем вздохе.

Она долгую минуту смотрела на него, ее тело трепетало от реакции на ее желание и на движение пальцем по жемчужине в средоточии ее жара. Он на мгновение задумался о тех тайнах, которые скрыты глубоко внутри этих янтарных глаз прежде, чем она медленно улыбнулась и подняла ноги, чтобы соединить их у него на спине.

— Мне ты тоже необходим, мой поэт-воин. И я припоминаю, что не одна я сдалась.

Он рукой направил головку члена в скользкую влагу ее входа, а потом положил руки на кровать по обе стороны от нее, чтобы наклониться и снова поцеловать.

— Рад, что я сдался, Кэт Фиеро, — прошептал он, а потом откинул голову назад и прорычал о своем обладании, войдя в нее одним ударом, не останавливаясь, пока не оказался погруженным до основания.

Она выгнулась навстречу его телу и закричала, и в этом сверхъестественном звуке слышалась и пантера, и женщина. Потом она вонзила ногти в его спину и вцепилась в него, выгибаясь одновременно с его толчками.

— О, да, прошу, сейчас, — говорила она, скорее требовательно, нежели умоляя.

— Да, mi amara, я рад повиноваться, — ответил он хриплым голосом от усилий говорить связно. Он входил в нее все сильнее и быстрее и почти обезумел от голода и отчаянной, ужасной страсти.

Зная, что противостоит самому Посейдону ради этой женщины.

Он почувствовал то мгновение, когда она подошла к взрыву; напрягшись вокруг него. Он вошел настолько твердый, его тело еще не было в таком состоянии.

И когда он поднял ее на край обрыва, она посмотрела ему в глаза, в его душу, и произнесла одно слово. Его имя.

— Бастиен, — прошептала она, и он оказался потерян.