Прим наотрез отказалась продолжить рассказ о своей старой любви. Вместо этого принесла зубную щетку, кружку и миску, куда я могла бы сплевывать. Когда Прим предложила ночной горшок и сказала, что не видит ничего страшного в том, чтобы вымыть его после меня, я оказала яростное сопротивление. Однако ноги отказывались подчиняться. Мне понадобилось не менее получаса, чтобы спуститься по лестнице и добраться до туалета. Тропинку в укромное место уже не заграждали кусты крапивы, а в самом туалете появились сверкающее металлическое ведро и рулон бумаги. Я вспомнила, что нужно наклониться при входе. Паучок был слишком занят. Он плел новые узоры. Я заметила, что он перебирает ножками, сидя в самом центре ажурной паутины. Когда я направила на него свет фонаря, паучок замер — притворился мертвым. Мне стало интересно: а способен ли он испытывать эмоции? Чувствовал ли он ярость, когда его многодневную работу разрушили в один миг? А может, он испытывал радость, когда муха попадала в расставленные сети, или ужас, когда птица проносилась над ним? Мне казалось абсолютно немыслимым то, что живое существо может есть, размножаться, убивать, сохраняя полное равнодушие к происходящему, повинуясь лишь могучему инстинкту.
Порыв холодного ветра прервал размышления. Я подумала о том, что нелегко будет проделать весь путь наверх, к постели. Суставы ломило от усталости. Голова кружилась. Вдруг кусты зашевелились. Капли воды с мокрых веток брызнули в лицо. В темноте рядом со мной раздался знакомый свист. Я пулей метнулась наверх.
— Что, черт побери, случилось? — Прим, которая в этот момент расправляла простыни, смотрела на меня с изумлением.
Я никак не могла отдышаться и стояла в проходе с раскрытым ртом.
— Снова этот проклятый свистун. Если это будет продолжаться, то я не доживу до старости. Какой ужас, я знаю, что он поблизости, но не вижу его!
— Наверное, это черный дрозд летел к гнезду, — предположила Прим, не глядя в мою сторону. Она возилась с моим халатом. — Это твоя ночная рубашка? — Прим держала в руке струящийся розовый шелк. — Какая изысканность!
— Нет, не моя.
— Тогда, должно быть, это рубашка Анны. Я постираю рубашку завтра, и ты сможешь ее надевать. Нехорошо, когда замечательная вещь лежит без дела.
— Почему бы тебе самой не пользоваться ею? Не думаю, что у меня есть право на это…
— Потому что у меня плечи, как у гренадера, к тому же маленькая грудь. Рубашка замечательно подойдет под цвет твоих волос.
Я подумала, что Анна не стала бы возражать. Я бы на ее месте не имела ничего против того, что мои вещи будет носить кто-то другой, если я не в состоянии надевать их сама. Я размышляла так: если что-то и будет связывать человека с этим миром, то это оставшаяся кому-то в наследство красивая одежда.
— Ты выглядишь слишком серьезной. — Прим укрыла меня одеялом. — Может, хочешь, чтоб я позвонила твоим знакомым, кому-нибудь, кто ждет тебя в Лондоне?
— Меня никто не ждет. — Прим с удивлением подняла брови. Ее смутил резкий тон. — На самом деле я сбежала. Знаю, что поступила трусливо, но у меня не было времени на раздумья, — я засмеялась, затем закашлялась. — Джордж подумал, что я ограбила банк. Могу тебя заверить, что ничего подобного я не совершила.
— Ты не должна ничего рассказывать. — Прим наводила порядок на прикроватном столике. Она посмотрела на меня своими огромными ясными глазами. — На самом деле, не должна. Не думай, что, если я рассказала так много о себе, ты обязана вывернуть душу наизнанку в ответ. У меня не так много знакомых, с которыми я могу поговорить по душам. Я просто поддалась минутной слабости.
— Я бы доверила тебе любой секрет. Боюсь только, что ты подумаешь обо мне плохо. Обстоятельства сложились так, что я и один мужчина стали близки. Но мы не знаем абсолютно ничего друг о друге. — Прим уселась на краешек кровати рядом с Макавити. Кот лежал на боку, вытянув лапы, и тихо посапывал. — Алекс и я должны были сочетаться браком в субботу. Я неустанно повторяю себе, что сделала это ради нас обоих. О Господи! У меня до сих пор перед глазами стоит его лицо. Он никак не мог поверить в то, что я покидаю его. Мне становится плохо, когда думаю о том, как сильно ранила его душу. Что он сейчас делает, чем занимается? Скорей всего, сидит в доме, ненавидит меня, ненавидит себя, пьет, чтобы как-то заглушить боль. Несчастный одинокий Алекс, я разрушила в нем уверенность в себе. Прости, не могу больше говорить, слезы душат меня…