Невнятный шум в углу, слева от меня, на минуту отвлек внимание. Я снова позвала Макавити, и он наконец отозвался — издал утробный вопль. Неподалеку со всех сторон окруженное мокрыми кустами стояло невысокое строение. Подойдя к нему, я рывком распахнула дверь. Пол в помещении был устлан мятыми газетами, комками грязи, камнями и увядшими листьями. В углу притаилась картонная коробка, туго перевязанная веревкой. Именно оттуда раздавалось мяуканье. Я распутала узлы и выпустила кота. Макавити был безмерно счастлив, оказавшись на свободе. Он подпрыгивал на месте как мячик, терся головой о мои ноги и радостно урчал.
Кто мог сотворить подобное с животным? Я была в ярости. К счастью, Макавити плотно позавтракал сегодня утром, но я боялась подумать о том, что бы с ним произошло, если бы я не нашла его. Человек, который затолкал кота в коробку, не мог уйти далеко. Все указывало на то, что он страдал психическими расстройствами. Испуганная, я побежала обратно в коттедж, прижимая Макавити к груди.
Кот за несколько секунд расправился с остатками фазана, затем по-хозяйски растянулся на диване. Он чувствовал себя невинно пострадавшим и желал насладиться безопасностью и уютом. Я осторожно устроилась рядом и стала думать о том, как раздобыть деньги.
В комнате было удивительно тихо. Только потрескивание дров в камине да посапывание спящих животных нарушало тишину. Время от времени вспышки пламени и яркие искры говорили о том, что огонь добрался до влажной коры. Птицы за окнами не прекращали своих звонких песен. Река была слишком далеко, ее шума не было слышно. Дождь почти прекратился. Я взяла чашку, налила чаю и уставилась на горящий огонь. Тишина стала раздражать. В Лондоне меня постоянно преследовал уличный шум, особенно раздражало громыхание транспорта. Я была окружена людьми с утра до вечера. Небо стало темнеть, а я сидела в абсолютной тишине, которая начинала давить мне на уши. Мне предстояло провести еще один вечер в одиночестве. Время будет медленно тянуться, а я попытаюсь что-нибудь прочитать при тусклом свете газовой лампы. Возможно, я приготовлю скромный ужин: тост с сыром или омлет. Я могу готовить только то, что позволяет мой исхудавший кошелек. В конце концов я лягу в постель, потому что мне нечем заняться, а читать в потемках довольно утомительно. Одиночество выявляет, высвечивает самые неприятные черты человеческого характера. Одиночество сродни диете, которая позволяет телу избавиться от вредных шлаков.
Внезапно я ощутила, что должна наконец разобраться в себе, поставить все точки над «i». Обрывки мыслей кружили в голове, вызывая беспокойство. Вероятно, я не была таким уж хорошим товарищем. Вне нашего круга человеческие отношения казались исключительно гармоничными, но это никоим образом не касалось меня. Хуже того, я была эгоистичной и жестокой. Я заслуженно стала неприкасаемой, опустилась до статуса парии.
Когда я позвонила отцу, намереваясь рассказать, что решила не выходить замуж за Алекса, Фэй выхватила у отца трубку и закричала, что я сошла с ума. Возможно, она была права. Какое удовольствие она испытала бы, если бы узнала, что меня охватило отчаяние!
Фэй случайно встретила нас с Алексом в Беркли, когда не прошло и десяти дней с момента нашей с ним первой встречи. Фэй уставилась на нас с недоумением, которое вскоре сменилось любопытством. На следующий день она позвонила мне и устроила допрос с пристрастием. Ее интересовало, где я встретила Алекса и как часто мы с ним видимся. Когда я ответила, что едва с ним знакома, Фэй, как мне показалось, успокоилась. Я не сообщила о том, что виделась с Алексом трижды на протяжении последней недели. Спустя два месяца мы с Алексом оказались на танцевальной вечеринке, которую устраивал отец. Ни у кого уже не оставалось сомнений, что мы влюблены. Увидев нас вместе, Фэй поперхнулась шампанским и кисло улыбнулась, словно ее вынудили пить уксус. Она сразу как-то сникла, постарела. Дорогой макияж не скрывал более ее возраста. Алекс сказал мне как-то, что Фэй звонила ему несколько раз после той памятной встречи в Беркли и приглашала пообедать. Ему приходилось каждый раз придумывать подходящий повод для отказа. Когда я спросила, почему он не рассказывал этого раньше, Алекс довольно резонно пояснил, что не хотел расстраивать меня.
Алекс, как всегда, взял инициативу в свои руки и пригласил отца и Фэй пообедать с нами. Я удивилась тому, что Фэй сразу же согласилась. Я поняла, что она не может ничего с собой поделать — ее тянуло к моему жениху. Алекс моментально очаровал Фэй. Мы с отцом могли бы пересесть за другой столик, потому что практически не принимали участия в разговоре. Поведение Алекса нельзя было назвать флиртом. Словом «флирт» нельзя описать тот уважительный флер, которым Алекс окружил Фэй. Он умело играл словами, позволяя ее надеждам воспарить до небес. К окончанию ужина я уже с трудом сдерживала зевоту. Фэй, напротив, сияла. Ее глаза сверкали, она была крайне возбуждена.