Дикие. След Первого Енота

Небо заливали сумерки, тени опускали темную завесу над дневным миром, когда Кит добрался до Вывихнутого переулка. Он натянул кепочку поглубже на уши и поднял воротничок курточки. Ему казалось, что так он выглядит крутым парнем, таким, с кем роющиеся-в-отбросах-лживые-мерзавцы побоятся связываться, попадись они ему на пути.

Хотя бежал он день и ночь и еще целый день, пахло от него по-прежнему мхом, землей и корой. Запахами Большого Неба. Не горожанин, сразу видно, и он опасливо принюхивался к вечерним ароматам.

Ему здесь не место.

Здания по обеим сторонам переулка вырезали над головой узкую ленту, загораживая луну и звезды. Отсюда и Рассеченное Небо. А Кит пришел снаружи, оттуда, где небо было большое, насколько хватало глаз, и он никогда прежде не заходил ни в один город. Чувства его обострились.

Он уселся на задние лапы, обернув их полосатым хвостом, и принялся изучать зажатый в лапе кусочек бересты. Почерк напомнил ему о писавшем, и Кит шмыгнул носом. Он нащупал мешочек с зернами в переднем кармане и убедился, что его сбережения на месте. След Азбана он тоже переложил в кошель, чтобы не потерять. Загадочный предмет так и тянул кошель вниз, и Киту очень хотелось отдать камень дяде и выяснить, что он означает и почему Безблохие из-за него напали на родителей. Какое им вообще дело до Следа Азбана? Это енотий исторический артефакт вроде тех, что всегда собирали его мама и папа. Почему именно этот так важен?

Он нес этот странный камень сюда через все леса и людские предместья, через огромный зеленый мост, по которому неслись, бибикая, гигантские металлические машины, а сидевшие в них Люди даже не смотрели в его сторону. Не следи он за каждым шагом, его могли бы и переехать.

Люди думали, что считается только их цивилизация, и не особенно замечали происходящее в укромных уголках мира. Они не обращали внимания на шныряющих у них под ногами пушистых существ, если только не превращали их в домашних питомцев.

В старых историях Люди и звери были одной цивилизацией. Они говорили на языке друг друга и знали, кто как живет. И зрелище енота, топающего по мосту в кепке и куртке, не показалось бы странным, но теперь все друг друга забыли, и человеческая речь представлялась Киту просто смесью блеяния, хрюканья и ворчания, а их беготня ничего для него не значила.

Он высматривал таких же зверей, как он сам.

Неподвижный, как камень, он стоял возле старого металлического забора, отгораживавшего спуск возле туннеля вниз, к металлическим полосам, по которым денно и нощно с ревом проносились подземные поезда Людей.

Кит отошел от забора, не уверенный, в какую сторону податься. В земле рядом с ним имелась решетка, и под ней, где-то в темноте, журчала вода, какая-то подземная река. Запах сказал Киту, что реку заполняли стоки всего города, а под этими запахами таились другие – запахи страха и смерти. Он отодвинулся от решетки и споткнулся о ворчливого крота в каске и темных сварочных очках.

– С дороги, ты! – гаркнул крот. – В коллектор захотел?

– Я… не… я… – залепетал Кит, и тут бурый кролик в потрепанном коричневом костюме запрыгнул ему прямо на спину, отпихнув его в сторону.

– Шевелись, парень! – бросил он, не останавливаясь.

Вывихнутый переулок просыпался, начиналась ночная жизнь, и никто не стоял на месте.

В Вывихнутом переулке находили приют самые разные существа. Главное, чтобы им больше некуда было податься. Оказавшиеся на мели лисы ютились в норах рядом с полубезумными кроликами и курами-пенсионерками, а те, в свою очередь, жили над благочестивыми церковными мышами и крысами-сиротками. Ящерицы сдавали жилье, поссумы торговали бакалеей, а среди всего этого слонялись еноты в поисках легкой наживы, как поступали они со времен Азбана, Первого Енота.

Церковные мыши в сутанах раздавали брошюры, кроты спешили на длинную смену под землей – копать и чинить, а бездомные твари с нехорошими глазами высматривали неприятности или возможность таковые учинить.

Пока Кит таращился по сторонам, поссум Ансель открыл на ночь свою пекарню «Сладость в радость», заполнив переулок ароматами подслащенных желудевых галет, печенья на рыбьих костях и жареных пирожков с хрящиками. К поссуму уже выстроилась очередь, загибавшаяся за угол. Все пожирали глазами лакомый товар.

Лоснящийся удав, украшенный мозаикой из коричневых и белых чешуек, проскользнул к двери пекарни. Поссум напрягся, а остальные твари отвели глаза.

– Сссрок взноссса, Ансссель, – прошипел удав. – За безопасссность. Не хочетссся, чтобы у твоего бизнессса возникли неприятноссссти.

Поссум нахмурился, но выдал змею мешочек семян. Большой удав проглотил мешочек целиком, а затем двинулся к следующей двери, в салон «Стильная шкурка» к парикмахеру и стилисту Энрике Гало. Энрике, отставной бойцовый петух, завесил окна своей цирюльни плакатами из старых добрых деньков карьеры на ринге. Он тоже заплатил змею, а затем перевернул табличку и открыл заведение на ночь. Посмотрел, как змей уползает прочь трясти деньги из предпринимателей дальше по улице, покачал головой и молча потрусил внутрь.