Дикие, совсем дикие

Столь же легко авторы рисуют свое рифовое сообщество 100‑миллионнолетней «будущности». И снова без какой–либо оглядки на прошлое. Биологи — «футуристы» представляют себе новую рифовую систему так: повышение содержания питательных веществ благоприятствует цветению красных водорослей, опыляя которые развиваются голожаберные моллюски–переростки, служащие кормом для сифонофор (из тех, что «по пять рублей, но вчера»). На самом деле повышенное содержание питательных веществ ведет к обилию фитопланктона, который перехватывает их у донных сообществ (в том числе водорослей) и одновременно, размножаясь в гигантских количествах, понижает прозрачность вод. Поэтому рифы в такие периоды строятся фильтраторами–губками, не нуждающимися в хорошей освещенности, а отнюдь не обызвествленными водорослями. Красные водоросли с ярко выраженным половым процессом существуют не менее 1,2 миллиарда лет; за это время не обзавелись цветами, не зацветут и 100 миллионов лет спустя. Цветы нужны наземным растениям, которым приходится опыляться вне водной среды. Крупные хищники–дурофаги («фаг» по–гречески «пожиратель», а первая половина слова означает тех, кто не успел от них увернуться), действительно, характерны для времени самых крупных рифов. Но для этого экосистема должна состоять из множества видов, которые выстраиваются в длиннейшую цепочку, где каждое последующее звено покрупнее ест представителей предыдущего звена помельче. В итоге в самом конце цепи и получаем панцирную рыбу 9‑метровой длины (380 миллионов лет назад), 14‑метрового ихтиозавра (200 миллионов лет назад) или излюбленного персонажа фильма «Челюсти» (50 миллионов лет назад).

И какое чудище ни возьми, тигр оказывается бумажным. Ну с какой стати головоногие моллюски полезут на берег, если этого не случилось 400–420 миллионов лет назад? А ведь у них тогда и конкурентов на суше не было, и раковина, служащая опорой и влажным приютом на случай пересыхания, была. Осьминоги же более 150 миллионов лет эволюционируют в сторону бесскелетных морских существ, которых в лесных партизан переделать уже невозможно. Как черепахе превратиться в стотонного монстра? Сухопутные черепахи никогда не наращивали массу свыше тонны. Проблему размеров снять гораздо труднее, чем панцирь. Аналогии с динозаврами (предельный вес которых, кстати, определяется в 80, а то и в 35 тонн) здесь неуместны. Динозавры сначала решили проблему опоры и дыхания, а потом стали наращивать вес. Предки черепах пошли другим путем: панцирь образовал каркас, предохраняющий грудную клетку от сдавливания. Иначе они не смогли бы ходить и дышать одновременно. А защита — важный, но побочный эффект этой конструкции. С исчезновением хищников дышать легче не станет, и 120-тонная сухопутная черепаха без панциря, к тому же съедающая по 600 килограммов растительности в день (зачем ей столько, холоднокровной?), — это странное изобретение авторов, считающих себя экспертами в биомеханике и физиологии.

И как получить из лишайников древовидные леса при их–то темпах роста (не более 5 сантиметров в год)? Не случайно они распространены лишь там, где у них совершенно отсутствуют конкуренты — высшие растения. Опять же не случилось такого 420 миллионов лет назад, когда их соперники сушу еще как следует не освоили. Грибы гигантские, по 70 сантиметров в поперечнике, тогда появились (и тоже быстро сошли на нет), а древовидных лишайников никогда не было. И не будет. Не появятся активно летающие рыбы. Приспособления к полету возникали неоднократно (насекомые, некоторые текодонты, птерозавры, ныне живущие птицы веерохвостые и неродственные им птицы ящерохвостые), но всегда у наземных организмов. Полет развивается как стратегия тех, кто догоняет. Над океанскими просторами, если убрать птиц, охотиться будет не на кого, а если птиц оставить, конкуренция никогда не сложится в пользу начинающих летунов — рыб.