Иван, тем временем, прошел во двор ближе к дому и опустился на низкую скамейку, стоящую возле самого крыльца. Стертая нога саднила, и ему хотелось снять калигу и приложить к пятке хотя бы лист подорожника, однако предстать разутым перед титуном он не посмел.
— Ничего, ничего, — уговаривал он себя, — уж как-нибудь дотяну до дома.
— Ты что это девке голову морочишь, паршивец, а? — услышал он грозный окрик Кузьмы за своей спиной. — Да еще смеешь крест накладывать на враки!
Иван тотчас же поднялся со скамейки.
— И вовсе я ей не врал, Кузьма Митрофанович!
— Не врал он! Выходит она родному отцу станет напраслину разводить, так что ли?
Иван, хорошо знавший крутой нрав хозяина, понял, что надо немедленно брать быка за рога, а не выяснять каким образом могла навлечь на него гнев своего отца Марийка, ибо такое выяснение могло закончится для него, в лучшем случае, хорошей затрещиной.
— Кузьма Митрофанович, к нам сегодня спустились с неба люди на больших таких штуковинах. — Выпалил он скороговоркой.
— Мы испугались и побежали, а один из них остановил нас, сказав, что они божьи люди и даже сотворил молитву, осеняя себя крестным знаменем.
— Что? — лицо титуна побагровело от злости. — Ты и мне брехать будешь, паршивец!
Иван тут же начал усердно креститься.
— Век не сойти мне с этого места, если я брешу, Кузьма Митрофанович! Спустились прямо с неба, мы все видели! А как одеты, прямо сущий срам. Ноги совсем голые и руки тоже. Еще они угощали нас всякой едой, очень вкусной и неведомой нам совсем, а детям ихняя девка дала какие-то подарки, что я и не знаю какие!
Гневный пыл титуна поубавился, ибо, по лицу Ивана было видно, что он не врет, да и не посмел бы он так смело одурачивать своего хозяина. Хотя в то, о чем он рассказывал, поверить было невозможно.
Парень что-то явно перепутал, — подумал Кузьма. — Какие-то чужие люди, возможно и ряженные скоморохи, раз Ванька говорит, что одеты странно, напугали их там всех до полусмерти, а потом могли сказать, что они посланники Божьи, и спустились с неба.
Ну, кому это могло понадобиться? — рассуждал Кузьма. — А вдруг это какие-нибудь турецкие шпионы, засланные к Москве? Черт побери, но там же с ними Васька, а его провести никакой турок не сможет! Да, странно все это!
Он снова посмотрел на Ивана. Парень — то весь наизнанку выворачивается, чтобы меня убедить, тут шутками не пахнет!
— А ну-ка, сказывай еще раз, как дело было, да с самого начала! — сказал он Ивану повелительно.
— С самого начала? — Иван задумался.
— С самого начала! Сказывай, как ты сам этих людей увидел. — Подсказал Кузьма.
— Я сам? Ага! Мы, значит, с Никиткой Соколовым помогали бабам сено ворошить, а тут, слышим, не то свист, не то шум какой-то непонятный, отродясь такого не слыхали!
— Откуда шум-то?
— С поляны, что возле самых времянок находится.
— Ну!
— Бабы испугались, а мы с Никиткой к поляне побежали. Смотрим, а там уже Никифор Демьянович, дьякон наш Трифон, Осип Морозов, Петруха Окунев, Степка Дырявый, Мишка-крепыш, дед Прохор, Любава Быкова, да ее мамка, — тетка Пелагея — стоят, все напуганные! А на поляне торчит такая большая штуковина, черная как смоль и блестящая, аж жутко! А следом, глядь, и другая спускается! Только синяя вся, ну, а потом и третья, самая страшная, вся в каких-то рогатинах, палках и больших плоских мисках.
— Прямо с неба?
— В том-то все и дело, Кузьма Митрофанович!
Кузьма недоверчиво посмотрел на Ивана.
— Не сносить вам всем головы, если вы меня разыграть надумали!
— Не, зачем! Мы и сами так напугались, аж языки поотсыхали. Петруха Окунев хотел что-то сказать, когда эта третья спустилась, да только рот открыл и все!
— А на чем же они спускались, на веревках каких, или на чем другом?
— Не, так прямо!
— На крыльях что-ли?
— Не, без крыльев даже, спустились быстро и все.
— Кузьма, хоть ничего и не понимал, все же продолжал расспрашивать паренька дальше.
— А что же это за штуковины такие, на кого похожи, живые или нет, может это какие большие птицы?
— Да, нет же! Птицы ведь без крыльев не бывают! — Иван, задумавшись, почесал голову.
— А живые они или нет, сказать не могу. Опосля из них люди вышли, а они до сих пор стоят на поляне как вкопанные. Я когда сюда бежал, видел.
— Как это из них вышли? Люди, что же не верхом на них сидели?
— Не, они изнутри вышли. У них, у этих штуковин даже двери имеются, навроде ваших, — Иван указал на входную дверь барского дома, — только поменьше.
Кузьма удивлялся все больше и больше, а в душу его заползал тревожный холодок страха от неизвестного.
— Ну, а потом как дело было, сказывай дальше! — велел он Ивану, присаживаясь рядом с ним на скамейку.
— А потом из всех этих штуковин стали выходить люди. Сначала они собрались на поляне и долго о чем-то говорили, а после этого направились к нам.
— А много их, людей-то?