Дикие

— Что, говори, ужо! — пытливо взглянув на него, приказал Савелий Никонорович, который не намерен был упускать никакой, даже самой незначительной информации.

— С ними находился Борька, — наш деревенский сирота. Он еще днем там остался, а Семка со товарищем домой ушли, хоть те люди и им предлагали потрапезничать.

— Ага! Значит, они ушли, а Борька остался трапезничать?

— Ну, да!

— И что же тот Борька вам потом сказывал?

— Да ничего! Не пришел от них Борька-то!

— Что, до сей поры?

— До сей поры! Мы опосля днем на то место ходили, но ни их, ни Борьки, там уже не было.

— Да! — многозначительно сказал Савелий Никонорович и покачал головой!

— А то место вы показать сможете?

— А то нет! — уверенно сказал Михаил.

— Ладно, сядьте покуда на лавку. — Велел паренькам Савелий Никонорович, а сам обратился к Ивану Головинову.

— Значит так, Иван, собери людей, и немедля отправляйтесь туда, где они были, да обшарьте там каждый куст, авось и отыщется чего интересное, а заодно и в деревню эту, как ее?

— В Бобровку, Савелий Никонорович.

— В Бобровку, значит, тоже поскачите, и опросите там всех, кто еще с ними виделся. Да, скажи там, что как только Борька в деревне объявится, чтоб немедля сюда сообщили!

К вечеру Иван Головинов доставил Савелию Никоноровичу еще кое — какие сведения об арестантах и их попутчиках. Отец Семена рассказал ему о третьей девице, не похожей на первых двух, ранее описанных разными людьми, которую ему довелось увидеть в лесу.

— Говорит, что ногу она подвернула, от того и сидела на земле. А как стал он ей ногу смотреть, по причине своего знахарства, то очень поразила его обувка девицы.

И Иван, со слов отца Семена, описал Настины кроссовки.

Рассказал ему кое-что и Семка, да попутчик его Петр.

— Перво наперво поведали они мне о всякой разной еде, что дали им незнакомцы. — Сообщил Иван Головинов.

— А потом особливо обратили внимание на некую легкую котомку, в которую незнакомцы переложили из ведра их рыбу. На котомке той была полуголая девка с непокрытой головой и короткими белыми волосами, да такая, что вроде как живая, токмо маленькая очень.

— Что значит, как живая?

— Намалевана вроде, сказывают, а вроде как и нет!

Савелий Никонорович непонимающе уставился на Ивана на какой-то миг и вдруг вспомнил о фотографиях, лежащих в столе.

— Понятно! — сказал он и вновь взглянул на Ивана. — Ну?

И все как один, Савелий Никонорович, твердили, что хоть и одеты были

незнакомцы в крестьянскую одежу, но разговоры вели на непонятном

каком-то языке.

И самое главное, Савелий Никонорович, вот что мы отыскали на той

поляне!

Иван Головинов достал из штанов тряпицу, в которую были завернуты три предмета, — упаковка подушечек "Орбит", зажигалка, и блестящая перламутровая заколка для волос, принадлежащая Валерии.

Все три предмета были необычными, и никто из присутствующих, сколько не крутил их в руках, не мог даже предположить какова цель их применения.

Савелий Никонорович поблагодарил Ивана Головинова за находки, и не долго думая, положил их в свой секретный шкаф по соседству с остальными диковинками незнакомцев.

А в этот самый момент к нему прибыл Никита Куренцов, и в сопровождении Кузьмы и Марийки, без доклада, на правах высокого гостя, прошел в приемную.

— Ну, здорово, Савелий Никонорович!

— А, Никита Владимирович! — заюлил перед боярином глава Тайного Приказа. — Коль скоры Вы на ногу, коль скоры! Ну, что ж, милости просим! А я ноне еще кой — какие диковинные вещицы отыскал и только минуту назад их в шкафчик прибрал!

— Да, погоди ты, Савелий Никонорович, с вещицами своими! Я теперь и сам тебе их покажу, да такие, которые супротив твоих сущим пустяком покажутся!

— Вы, сами? — удивился Савелий Никонорович.

— Ну, да! У меня в Зареченском их полон дом!

— Как?

— Вот так, друг мой! — Никита Куренцов развел руками.

— Вели-ка ты, Савелий Никонорович, покуда своим людям уйти отселе, ибо у меня к тебе секретный разговор имеется.

Савелий Никонорович, ничего не понимая, окинул взглядом своих подчиненных, и только тут обратил внимание на скромно стоящих за спиной боярина Кузьму и Марийку.

Полтора часа работникам Тайного Приказа пришлось провести вне приемной комнаты. Сначала они скромно стояли за дверью, в ожидании, что она вот — вот откроется, и Савелий Никонорович их окликнет. Однако устав переминаться с ноги на ногу, вышли на улицу, где, теряясь в догадках, принялись рассуждать о последнем, что услышали. А именно о неком странном сообщении Никиты Куренцова, что у него, де, имеются диковинки почище, чем у Савелия Никоноровича!

— Стало быть, и ему с ними встретиться пришлось?! — удивился дед Прохор.

— Похоже! — сказал Иван Головинов. — А девица эта, аккурат подходит под описание Никитой Проскуриным той самой Марийки. Так что, братцы мои, подозреваю я, что Никита Куренцов ее как раз и привел!

— Да! — многозначительно сказал Афанасий Серебренников. — Ну и дела!

— Я только одного в толк взять не могу, — удивленно пожав плечами, сказал Андрей Краюшкин, — что за диковины могут быть у Никиты Куренцова? Неужто и впрямь почище наших?!

— Да, куда уж чище — то! — возразил ему Афанасий Серебренников.