Дикий

Опять стемнело. Жизнь пошла в темноте.

— Я стволы в тайнике спрятал, — говорит Леха, когда мы выезжаем из Джанкоя. — Стрелять-то придется много?

— Понравилось, что ли? — спрашивав хмуро, а Леха только мотает головой:

— Если надо. Лучше самому стрелять, чем в тебя попадут.

— Это верно, — соглашаюсь и замолкаю.

Быстрый вечер опустил занавес, и мы летим по шоссе. Хорошо думать в дороге, и я думаю. Мысли причудливо расползаются. Появляются сами по себе, сплетаются в причудливые кружева. Мысли. Все эти маленькие победы. Маленькие радости с пионерской стрельбой. Я закрепился на одном месте и веду активный, даже слишком активный образ жизни. О таком парне молва пойдет, пошла уже. И дойдет, дошла уже до Симферополя, а в этом Симферополе не мудаки типа красноканальских, они быстро сообразят и начнут проверять. Наркомафия может и ментов прислать. Тут уж Анвер не отбрешется. Могут и без ментов весь Джанкой завалить. Куда Анверу с охотничьими ружьями и парой ржавых автоматов против современной индустрии убийства. Если меня найдут, я сразу труп. Анвер труп, все его друзья трупы. И Лика… Этого невозможно даже представить и нельзя допустить. Если мне исчезнуть, то… Тогда все устаканится. Красноканальских Анвер уже под себя подмял. Это я стал фактором риска. Не стоило брать кокаин. Как с Ликой расстаться? Что подумает она? Нет, у этой истории нет будущего. Только будущие смерти… Помню, в школе учили: «Над седой равниной моря гордо реет Буревестник…» Нет, правильно будет: «Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный». Я во что-то превращаюсь последнее время. Во что-то новое для себя, чего не ожидал раньше. «То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая в тучи, он кричит — и тучи слышат радость в смелом крике птицы». Сперва меня прижали «черные» в Питере, и жажда жизни заставила стрелять. Теперь просто к этой жажде добавился странный интерес ходить по лезвию. «В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике!» Интерес к борьбе выше интереса к материальным ценностям. Смешно даже — тачки, деньги, шмотки, жратва дорогая. «Чайки стонут перед бурей — стонут, мечутся над морем. И на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей». Дух укрепляется от схватки к схватке, начинаешь по-умному презирать смерть, и люди, окружающие тебя, это чувствуют. «И гагары тоже стонут, им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает». И надо отвечать за тех, кого любишь и кто не может, как ты. «Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем». Даже нанося смертельные удары, следует сохранять хоть какие-то моральные ценности. Хищный зверь искренен в своих действиях и убивает, когда хочет есть. Но не уничтожает всех и вся без разбора. «Вот он носится как демон, — гордый черный демон бури… В гневе грома чуткий демон… Это смелый Буревестник гордо реет между молний…» Только не быть мудаком. Уровней мудачества много. Мудак — это уже не Буревестник, это труп. Как не быть им?! Все религии мира настаивают — не убий. Все равно убиваем. Дикая природа внутри нас сильней. Если не убиваем себе подобных, то убиваем мир, в котором живем. Например, калонектис диомедиа — средиземноморский буревестник — крупная птица, серовато-коричневая сверху и белая внизу, с желтым с темным кончиком клювом, красноватого цвета ногами и клиновидным хвостом. Большую часть года буревестники кочуют в поисках пищи. Грязь в море и охотники. Туристы траханые. Вот и осталось возле Корсики четыреста пар, двадцать пар на островах Тремити. Немного в Эгейском море, немного в Черном. То же самое и с орлом-могильником. Со всеми птицами. Но буревестники станут защищаться…

Я проснулся, когда машина подскочила.

— Черт! — ругается Леха. — Мало ям, так бугры пошли на асфальте!

— Где это мы едем? — спрашиваю я.

— Уже скоро Евпатория будет.

11

Когда днем спишь, то дней не чувствуешь. Зато ночи становятся бесконечными, как дни.

Мы останавливаемся на окраине города, прямо на обочине шоссе возле столба с обрывками проводов на макушке. Леха ждет указаний, а я курю, стараюсь собраться с мыслями. Табачный дымок поднимается от сигареты и уплывает в приоткрытую дверь тачки. Наконец я объясняю, куда ехать, и мы едем. Вот и Женькин дом — здесь живет оружейный мастер. Велю Лехе включить фары, и мы проезжаем мимо на габаритных огнях. Возле дома чисто. Объезжаем соседнюю улицу — и там нет ни людей, ни машин. Велю Лехе остановиться на ближайшем перекрестке и добираюсь до нужного дома пешком. Прохожу во двор и стучу в дверь.

— Кто это? — слышу испуганный голос и отвечаю так, чтобы можно было узнать мой голос:

— Свои. Это я, Женя.

Открывается дверь, и я вхожу на просторную кухню. Здесь густо пахнет яблоками, они и лежат спелыми кучками в мисках и тазике. Мне запомнился оружейный мастер своим простоватым, довольным жизнью видом, но теперь я вижу какое-то издерганное существо, небритого молодого мужчину, помятого и неухоженного.

Я сажусь на стул и достаю сигарету: