Осознав новость, как был, в развевающемся халате из мешковины, пытался спасти положение. В глазах у меня появился блеск Фридриха перед Гросс-Егерсдорфом. Весь день бесновался у себя в бункере, дубася телефоном об стол, срывая наметившуюся соседскую капитуляцию. Из стратегического бреда выныривал, только чтобы перекусить зубами коммуникации.
Рано радуетесь, милые мои соседушки! Вместе жили, вместе и помирать будем! А то что ж такое выходит? Беспечную молодость омрачали себе все вместе, а печальную осень я тут с незнакомцами встречай, горько сгорбившись под кустом мокрой бузины?! Нет, сдаваться не буду!
Ещё, что называется, потопчемся по чужим холмикам за оградкой…
Дача
Неожиданно приехал на «первую старую дачу».
Ничего не изменилось. Поэтому много грустил с лопатой.
А потом грустил с пилой. И совсем закручинился с ножницами.
Прикорнул у куста можжевельника. Жизнь, жизнь, куда же ты мчишься-то? Хотя джину теперь нагоним в три раза больше против обыкновенного.
Пробудившаяся тяга к грубому физическому насилию над природой настораживает. Дети огорчают. Родственники плодятся. Внуки жалуются. Соседи развели у себя не пойми что. Провода сперли. И швеллера сперли. И ванну зачем-то тоже.
Поэтому, яблонька, прости. Не сложилось у нас.
Но джину нагоним в три раза больше, повторю.
Коррупция
Ничто так не сближает население моего посёлка, как системообразующая коррупция.
За каждым тыном притаились свои идеалы, веры и надежды. Объединить нельзя никак. Что только ни пробовали – никак.
Но только крикни в мегафон: «Все воруют!» – со всех сторон: «Да! господи! да!»
Вынь из посёлка идею про «все воруют», и общей темы для разговора не будет, чтобы покивать согласно. Ни одной общей темы не будет. Шарообразность Земли разве что, но это на две минуты.
А если есть системообразующая коррупция, то обязан в посёлке жить системообразующий коррупционер. Человек, который объединит жителей в притягательном обаянии роскошного зла. Плюс водопровод из-за него и этнические чистки буераков. Коррупционное солнышко, вокруг которого будет вращаться жизнь поселения в астероидном беспорядке. Теплодышащий дракон уездного значения.
У меня в посёлке такой есть. Занимает четыре дома вдоль. Появляется сам редко. В каждом из его домов живет женщина, представляющаяся знакомой.
Когда появилась первая знакомая, я понимающе кивнул. Мол, ну понятно. Знакомая, да… Знаем, мол.
Потом появилась вторая знакомая. Немедленно установил гласный надзор. Перевёл свой телескоп в стационарный режим ориентирования.
Третья знакомая (лет семидесяти) заставила моргать. Протер линзу телескопа. Помотал головой. Записал в журнал: «18.15. Падаю в обморок».
Четвёртая знакомая приехала жить со своим знакомым.
Феномен обсуждали у колодца неделю, замолкая при проезжающих в пыли автомобилях. Откланявшись очередному авто, возвращались к обсуждению.
Больше всего версий высказал я. Конспиративно делая вид, что жадно пью из ведра.
Оказалось, что «знакомые» – это тётки коррупционера и его бабушка. Зря я водой обливался. Природа причудлива в своих проявлениях.
Как всем прекрасно известно, я поселковый летописец. Смиренный Пимен чужих и диких праздников. Утром смотрел на посёлок и ликовал.
По сути дела, мой посёлок – это три символических кольца.
Золотое кольцо есть. Если соединить воображаемой линией места компактного проживания удачливого населения (жулья, по мнению остальных).
Стальное кольцо есть. Оно частью вплетено в золотое, а частью обрамляет озеро. В стальном кольце живут справные силовики (жульё, по мнению остальных).
Бронзовое кольцо есть. В нём живут интеллигентные старожилы с верандами и роялями. Типичное жульё, по мнению остальных. Иначе откуда рояли дореволюционные и части сервиза?
Вокруг колец дышит хаос жилищ людей трудовых. Жульё.
И быть бы беде неминучей, если бы не наш структурообразующий коррупционер Д. с его знакомыми тётками и бабушкой. Алмаз наш сложной огранки. Камешек наш философский.
Плавать в болоте
Ужинал вчера на огромной высоте, любуясь видами.
Внесли взбитый мусс из лососины и манго с горячими перечными булочками – а я стою у окна и плющу об него нос, наблюдая заход солнца. Угощался мелкими перепелами в сладких сливочных сухарях под соусом из мадеры с апельсинами. Ел оленину на подложке из горчичных листьев. Потом, махнув рукой на многое, попросил пирожных с ягодой, залитых сиропом. Принесли пирожные с виноградом и ежевикой.
Разговаривали о зависти. Признался перед собранием в том, что не завидую чужому уму, хоть и должен. Чужой интеллектуализм не заставляет меня вскакивать по ночам от зубовного скрежета. Не вскидываю я голову от мокрой подушки, когда вспоминаю, что профессор Г. публикует блестящую монографию. А ведь по логике научного процесса я обязан, оперно оглядываясь и зловеще выгибая мохнатые брови, вливать в профессорский бокал яд из зелёной бутылки с черепом под тревожную музыку. Вот такой я ненастоящий исследователь…