Дикий барин в домашних условиях

Раньше, когда я жил среди настоящих людей, у меня был гараж. Обыкновенный гараж, стоящий крепенько в рядочек с другими гаражами-убежищами. У гаражей постоянно кипела насыщенная мужская жизнь. Бензин соприкасался с натуральным тестостероном – и была реакция. Реакция! Кого-то приносили, кого-то уносили, тут свинчивали и продували всем миром, тут уже разливали и доливали, степенно дожидаясь отстоя пены (термин, выдающий моё старчество с головой не хуже поджига в кармане). Там варят дуги и искры с окалиной на полнеба, там кого-то замешивают ногами для ума, тут шины и ветошь, за углом шипение, в темноте – смех, а потом хер-рак! Ещё раз хер-рак! «Не прав ты, Матвей Игоревич!» И сразу же сирена!

«Сегодня день грусти и мужской солидарности!» – кричали вывешенные в створах гаража постиранные тут же под холодным краном байковая рубашка и кримпленовые брюки. В такой гараж с притаившимся там изгнанником полагалось входить преувеличенно бодро, под каким-то надуманным предлогом, с бутылкой психоаналитического напитка, стаканчиком, газеткой для протирки стаканчика (не ханыги), лицемерным сырком в фольге и понимающими глазами.

Каждую неделю случалась сисития. «Каждый сотрапезник приносил ежемесячно медимн ячменной муки, восемь хоев вина, пять мин сыра, две с половиной мины смокв и, наконец, совсем незначительную сумму денег для покупки мяса и рыбы», как сообщает нам Плутарх, описывая коллективное воодушевлённое поедание жратвы мужиками в компании, вдали от семей, политики и прочих невзгод.

Иногда сисития приобретала буквальное значение, но я это не одобрял. Хотя, конечно, любовался девушками с района, которые шныряли меж наших гаражей в поисках чувств, понимания, потерянных колгот и смысла слов «это общий подарок».

Однажды лютой зимой ко мне в гараж заглянула чувственная дева. Я торопливо, скрывая некоторое волнение, пробежался проворными пальцами по своим пуговицам и там, и там тоже.

Дева молча подошла ко мне. Я шумно сглотнул. Потом барышня порыскала разъезжающимся взором, всё так же молча взяла с капота брезентовые рукавицы, которые я снял, чтобы проворней искался непорядок в пуговицах, надела мои рукавицы себе на босые ноги и молча ушла в ночь, похрустывая снегом.

В гаражах я отдыхал.

А теперь что?! С этим вот паркингом?

Вместо стройного ритуала преломления хлебов торопливое, почти паническое хлопанье дверьми. Вместо заката меж кирпичными стенами – нездоровый свет энергосберегающих ламп. И публика, конечно, в паркинге, словами не передать. Встречаешь кого в этом подземелье – или подманьячивающий у женских авто охранник, или сосед, имени которого ты не узнаешь никогда. Если сталкиваемся в паркинге, то полное ощущение, что сейчас состоится обмен арестованными шпионами, скребущимися в багажниках: взгляды напряжены, из-под очков эдак в церэушника из соседнего подъезда глазом «пшиу!», челюсти сжаты, движения экономны. Какой-то кошмар, честное благородное слово.

Единственные, кто улыбается и приветлив, это обладатели «мини-куперов», «шкод» – псевдо «мини-куперов» и разных жёлтых точил.

По виду эти весельчаки – конченые дизайнеры (таких у нас в паркинге, как полагается по биологии, каждый восьмой).

Что и мало, и очень много одновременно.

Супергерой

Сегодня утром в лифте до меня ехал какой-то сугубо местный герой.

Я ему, любезному купидону, даже имя придумал. В духе американских комиксов.

Человек-перегар.

Надо теперь ему придумать биографию, подружку, напарника, волшебный костюмец.

Имя врага ЧП я уже придумал. Пропротен его зовут.

У Пропотена, между прочим, 100. А это заставляет не просто задуматься, но и завидовать.

Эпохи

Провёл сегодня весь день в бассейне. Выставил наружу только ноздри и смышлёные свои глазыньки. Которыми смотрел на людей.

Потом забрался на надувной матрас и весьма ловко ел ягоды с мороженым.

Потом снова ушёл на глубину и бронзовотело резвился в пучине.

Потом, повизгивая и ёжась, прыгал с трамплина в лазурь.

Потом меня сноровисто отнесли к катеру и, привязавши к нему, пытались катать по глади.

По-вараньи отлёживался под зонтом, не мигая глядя на зелень и желтизну. Пил шампанское из мисочки, обмахиваясь газетой.

Потом мне позвонил сын и сообщил новость, которая меня бы не огорчила, если бы не огорчила сына. Но с сыном мы найдём выход из любой мужской ситуации.

Потом ел не очень вкусный виноград и вкусные персики.

Не ответил вовремя на важнейшее для меня письмо, чувствую себя от этого негодяем. Но это письмо я прочёл только что, и поэтому я не очень настоящий негодяй.

Я бы ещё пару дней в бассейне просидел, торопливо клянча у зрителей жратву, но письмо позвало в дорогу. А с этим делом у меня проблемы постоянные. Так уж я устроен. Стоит мне где-то присесть на минуту, не говоря уже о переночевать, как я уже пустил корни, обустроился и никуда больше не хочу. Уже сижу на лавочке с хлеборобной основательностью, уже чужую кухарку трогаю за естественности, уже общий любимец, уже предлагают жалованье и бляху на фартук.