Дикий барин

Поймите, это не ступени вашей карьеры, это мои надгробные плиты, по которым вы собираетесь топать в этих вот… в этих…

Вы рано себя почувствовали женщинами, вот как я вам скажу. В нашей семье женщиной себя начинали чувствовать, только схоронив второго мужа. После ухода расквартированного полка. В руках у повитухи в сарае для родов. С валенком в зубах, чтобы никто не слышал – всем ведь на работу утром. Сжимая в мозолистой руке рубль от всех. Не надо отвергать традиции, славные мои. Мы от них отошли недалеко, возвращение может случиться стремительно – еще пара таких вот туфель, и все, мы уже в борозде по ноздри, и хитрый хозяин гладит нас по дымящимся от натуги бокам.

Вы к этому готовы? Поэтому после молебна и бесобоя – пулей в магазин, возвращать и каяться!

Три свечи

Прочел название испанских спичек. Перевел название как «Три свечи».

Спички большие, не знаю даже, как они мне под руку подвернулись. Лежали на полу, у портьер.

Прочел название спичек и замер надолго.

В имени этих спичек предназначение, идеальная судьба, сентиментальность в каком-то латинском понимании, предупреждение и просьба к миру. И огромное количество зыбких образов в моей голове, как прогретый песок пересыпается в часах на солнечном балконе.

Церковь, пальцы служки, запах горячего воска и лака. Открытые двери. Белая пыль осела на апельсины. Маяк на старой гравюре. Кораблики под ним с отчаянно надутыми парусами, поднятыми на все-все реи, толпятся робко в море среди волн и тщательно заштрихованных скал, выступающих из кудрявой пены плавниками придуманных и много раз виданных чудищ.

И церковь, и маяк, и три ждущие чьего-то возвращения свечи, горящие у окна, – это все надежда. То чувство, которое заставляет нас каждое утро просыпаться среди бетонных стен.

Миллионы коробков, чья судьба понятна и вполне предрешена. А из одного обязательно возьмут плохо гнущимися пальцами спичку и подожгут дом.

Так я и сказал собравшимся вокруг меня членам рода. Спички «Три свечи» – не игрушка в нашем переполненном помещении, в котором до хрена слабовидящих, глухих и просто врожденных идиотов.

– Я сам еле удержался! – горячо воскликнул я в экстазе. – Чуть было не решил все вопросы, пока вы храпели по углам, укутанные влажными халатами и прочим тропическим тряпьем! Я, человек, создавший все, что вы видите сейчас вокруг, да и половину вас создавший, не лучшую, кстати, половину, согласимся давайте… Согласны? Хорошо… Продолжу. Что тут говорить про остальных, не столь сильных духом? Про Иннокентия Сергеевича, например! Я удержался, а он? Ручаетесь?! Дядя Кеша прихотлив… А несовершеннолетняя Елизавета Генриховна? Вы ей коробок подбросили, что ли?! Нашей неполнозубой смешинке и милому солнышку оставили шанс почиркать в девичьей беспризорности? Да?!

Поведал далее молчаливым по утренней поре слушателям, что сама идея меня поразила: в имени зашифрована желанная Создателем судьба. Вот имя «Три свечи», вот имя «Куча детей», вот имя «Дом на окраине», вот грозное «Два КамАЗа с репчатым луком из Ташкента», вот псевдоним «Вторая ненаписанная книга», фамилия «Беспечная старость»…

– Поняли меня, Деликатессены? – спросил я, спиной заслоняя от тянущихся безвольных утренних рук кофеварку. – Уловили смысл?! Вижу, что нет, не совсем! Ладно, так благоговейте, по привычке…

Ку-клукс-клан

Вчера за вечерним чаем степенно рассуждали о ку-клукс-клане.

Нет такой завалящей ерунды, какого-то шороха в кустах, взмаха крыла летучей мыши и прочего идиотства, которое не послужило бы поводом для моих домашних и гостей выказать мне свою преданность и заботу.

Все очень осуждали ККК. Глядя на меня, как на подарочную жертву распоясавшихся куклуксклановцев, все осуждали этот самый клан, готовясь грудью остановить мчащуюся на меня в белом балахоне опасность.

Я только головой крутил. Что ж такое! Предок-негр аукает мне который раз от племенного костра, все никак не угомонится.

– Любезныя мои, – начал я проникновенно и ласково, тем особым голосом, который обещает по итогу все, что хочешь, – то, что мой прапрадед был чернокожим, меня не радует и не печалит. Так сложилось! Но ку-клукс-клана я могу бояться не в первую очередь. Поняли меня? А?! Основные цели ККК были не какие-то там негры, это само собой. Я бы вывернулся! А вот вы, родненькие, даже не знаю… Даже не знаю, говорю, как вы, шайка моральных опустошенцев, спасались бы от погони в балахонах! Давайте я вам зачитаю, что ли, а то совсем тошно слушать вас…

Тут я сбегал наверх, в кабинет свой, предварительно сгребя со стола сахарницу и серебряные щипчики для рафинада. Я не люблю, чтобы ценности без присмотра.

Вернулся из кабинета. Уже в очках, волосы пригладил, одернул кителек с чужими нашивками.

– Слушайте, – говорю, – текст резолюции съезда ККК периода расцвета.