Дикий барин

А тут попугайкин мой внезапно подобрел. По итогам лизания некоего растения, название которого я уточняю. Стал забираться ко мне на плечи добровольно. Начал задумчиво и беззащитно стоять перед телевизором. По ночам перестал орать. Не надо стало уже с раскладным распятием выбегать из спальни. Нежен стал попугай. Вчера поправил мне волосы на виске. Погладил щекой мое ухо.

Всей семьей лизали капли с тропических цветов. Пытались достичь эффекта доброты. Пережевывая два листка (мало ли, где основная концентрация), сообщил окружению, что нет, спички будем по-прежнему друг от друга прятать, а попугаю дозволим усугублять свое пристрастие к волшебным каплям.

Надо продолжить наблюдения. Выращивание наркотика доброты в парниках кажется мне перспективным.

– Это может нас озолотить, постылые… – сказал я понурым лизунам и, поигрывая счётами, вышел вон из оранжереи.

Страдания

Определить, страдает животное или нет, можно только по внешнему виду животного, думается мне. А не по чувству, которое испытываешь, глядя животному в глаза.

Глядя в глаза пса Савелия Парменыча, я чувствую, как перехожу босиком Иордан. Глазами этими Савелий говорит мне: «Ой, таки татеши дадди, фос ир тон цу мир?»

А если судить по внешнему виду моего компактного волкодава, то Савелий – греческий полубог, только что нашедший на Олимпе папу.

Поэтому я всякий раз не знаю, мучают ли животных в зоопарках и цирках. Если они так лоснятся.

Собаки

Отчего-то многие думают, что я люблю собак.

Это заблуждение. Я не люблю собак. Люблю я только четырех собак. Еще двух я уважаю. А остальных не люблю.

За что мне их любить? Нюхают всюду, заходятся от лая, все тщательно охраняют, рвутся с поводков, не так чтобы скромны в личных взаимоотношениях…

– С ума вы, что ли, сошли? – спросил я утром в трубку. – С ума вы там все уже посходили, или кто-то еще держится? Да? А что ж он вас не удержал от звонка такого?.. Нет, не буду я вам помогать. Сами его за лапы держите. А в этом я совсем не виноват, что у него лапы короткие. Короткие лапы у него… Пусть думает, как лапы себе отрастить, распутный. Конечно, идея у вас богатая, девушки, родилась. Я держу вашего за передние лапы, он деловито продолжает свой род с какой-то там и смотрит при этом в глаза отчего-то мне. А я в его глаза смотрю. Омерзительно, правда? Нет, не приеду! Не доверяю, совсем не доверяю. Ни вам, ни ему. Ему больше не доверяю. Вам чуть меньше. Да, учились вместе. Я помню, вы меня все ненавидели. А с вашим я не учился. И поэтому не доверяю ему чуть больше. Это логика, да. Вы ему уши на башке резинкой скрепляете, когда он у вас жрет. Вы ему сами не доверяете даже пожрать самостоятельно. Но какую-то вислоухую шалаву ему сыскали. На что надеетесь?! Что перехватите резинкой? Не хочу, вы мне не давали все пять лет, сначала одна не давала, потом и вторая стала не давать вместе с первой! Вы предлагаете мне ассистировать в каком-то умоисступлении. Раз интеллигентные-ранимые, то, конечно, звонить надо сразу мне. Я, девушки, давно в ванной у вас при спариваниях не присутствовал, многое подзабыл. Не знаю. Ее под табурет, его, соответственно… Табурет есть? Нет?! А что есть?!

Никаноровна

Никаноровна отъелась на свежем воздухе до пределов, отпущенных матерью-природой для свинок Нечерноземья. При этом сохранила вызывающий темперамент и сноровку. То там она, то сям. То откуда-то прыг – и танцы. Упрыгала прочь, момент только, а она уже тащит в пасти какую-то душу животную для показа мне. Отбиваешь душу у хищницы подлой, ушла. Через минуту с чердака – н-на! прыжок неистовой силы! Приседаешь в испуге. Беготня. Отошла попить. Танцы. Закусила дорогостоящими консервами (сам попробовал из жадности – нет, не мое пока). Полезла на веранду. На веранде – силь ву пле, этюд пластический, снова прыжок, упрыгала. Возвращается еще бодрее, чем убегала.

Свежесть у Никаноровны – понятие круглосуточное, не скажешь, что и мать, и были сердечные раны (подралась из-за дохлого голубя с деревенскими дурами).

Мы с Савелием Парменычем смотрим на нее с восхищенным ужасом.

Возраст над ней не властен, а это простить трудно. Вот как была котенком, так им и осталась.

Сосильда

Собака-девушка Сосильда – девушка сложная. Она тонкой душевной организации, романтична, видит все в бежевой тургеневской дымке, мечтательна. И при этом всем – здоровенная, как лосиха! Как лосиха! Мощь в нежном подростке такая, что утром задумался о самозащите, не знаю, о будущем своем. Показывал утром девушке цепь и перспективы открывал.

Сосильду, довольно небрежно завернутую в розовую попону, притащил ко мне в дом малоизвестный нам Федюнин.

Иннокентий Сергеевич вошел ко мне в дом, прижимая к груди копошащийся сверток. Сначала я подумал, что Кеша принес мне плод своего греха, чтобы укрыться с ним от плодов прочих своих грехов.