Дикий батальон

— Как-то на учениях моему одногодку Витьке Петрову залетел осколок в руку, — начал Сашка. — Ничего серьезного, бойцы метали боевые гранаты — РГДэшки. Отправили его в госпиталь. Царапина. Осколок был маленький, прошил мясо, вышел навылет и остался в бушлате с внутренней стороны. Отправили его, значит, в госпиталь. Лежит он там, в потолок плюет. Командование его умасливает, мол, герой ты наш и все такое. А тут девочка-доктор появилась, Марина ее звали. Она терапевт, а он в хирургии лежит. Но она к нему заходит, заговаривает с ним, а он как бревно, молчит. Она то так зайдет, то эдак, то без лифчика, то в коротеньком халатике, нагнется, поправит одеяло. Короче — любовь, вроде, а Витек лежит поленом, только сопит и краснеет. А был он в училище отличником. В самоходы не ходил, вместо увольнения — занимался. Но при этом не был занудой. По девкам не шарился, водку не пил. Немного не от мира сего. Вот и выписывают его. Жили мы в общаге, с Витей в одной комнате. Он мне и говорит, что влюбился до беспамятства в докторшу Марину. А вот заговорить с ней не может. Ну, я сабантуйчик устроил на природе, Марину пригласили. Налили Витьке полстакана водки. Он выпил, красноречие появилось. Прямо Цицерон доморощенный. Ну и понесло его. Потом они сходили покупались, через неделю расписались, а потом сын родился. Назвали его Сашкой, в честь меня.

— Здорово. Если бы не ты, так и ходил бы парень девственником до старости. А сейчас где он?

— В Рязани, успел перевестись, в училище устроился взводным.

— Повезло.

— Коньяк хороший. Давайте выпьем, — Мишка старался напиться, чтобы отогнать навязчивое утреннее видение.

— А помнишь, Миша, как мы ездили на полигон стрелять?

— Это ваш дивизион ездил, а я оставался.

— Точно. Так вот о коньяке. Приехали мы туда. Развернулись. Туда же прибывает немецкий полк из ГДР. А ихний командир полка вместе с нашим Бобом учился в академии. Они тоже приехали на стрельбы. Вот Боб и организовал междусобойчик. Согласовал с командованием полигона, с местными особистами, все только «за». Ну, мы мотанулись, запасли баранов, арбузов, коньяка у каждого из нас было литров по сорок-пятьдесят. Сели с немцами. Кто может говорить по-русски, кто не может. Шашлыки внесли огромные. Хочешь на ребрышках, хочешь просто мясо. Коньяк наливаем им стаканами. У тех глаза из орбит вылазят. Как можно коньяк стаканами пить? Можно, отвечаем. Они и спрашивают, это же, мол, так дорого! Мы им на стол двадцатилитровую канистру коньяка. Немцев эта канистра сразила наповал. Они даже пробовали оттуда коньяк, думали, что русские их разыгрывают, трясли, взвешивали в руке. Для них это было полным шоком. Мы им эту канистру, а потом еще литров сорок подарили. Короче, когда расставались, то они все как один хотели идти служить в нашу Красную армию. Еще бы: шашлыки — во, коньяк — канистрами. Попробовали мы их сухпай — ни в какое сравнение с нашим не идет. Полностью какой-то безвкусный.

— Чего ты хочешь — немцы. Они на всем экономят, маленькая страна. Проблемы со всем. Хорошо вот было здесь раньше служить! Мягкий климат, теплой одежды не надо. Народ приветливый, было время.

— Лучше не вспоминай про это время!

— Приехал, думал, что в рай попал после Сибири, а сейчас думаю, как бы обратно удрать к своим белым медведям, — Володя мечтательно вздохнул.

— Как вы там живете в Сибири? Там же холодно.

— Ничего не холодно. Два месяца в году всего очень холодно.

— А остальное время?

— Просто холодно.

— Олег, была у вас такая дурка в училище под названием «500 сибирских километров»?

— Была.

— Это что такое?

— Это когда все училище от первого курса до выпускного выгоняют на лыжах. И никто не идет в увольнение, пока не пробежит положенные 10 верст. Вот так-то. И велся строгий учет. Если кто не пробегал за зиму эти 500 верст, в конце зимы наверстывал. Дурдом. А здесь снег только в горах и видел.

— Мишка, что там командиры затевают? На фронт нас?

— На фронт. Только никто не знает когда именно и куда именно. Знаю только, что Гусейнов и его бригада считает, что нас надо бросать на самые опасные участки. Желательно на танкоопасные направления.

— А, пусть бросают! — Сашка махнул рукой.

— Нафига, Сашок?

— Быстрее разгромят, быстрее на переформирование выйдем.

— Зачем тебе переформирование? Домой надо рвать, а ты на переформирование? У Витьки, понятно, голову из-за любви заклинило. А у тебя из-за чего перемкнуло? В Гусейнова влюбился? Или тебе знаменитое кавказское гостеприимство понравилось? Давай. Выйди за дверь, подойди к охране, они тебе быстро объяснят, что к чему.

— Да нет, Олег, все нормально, просто так ляпнул.

— Миша, что-нибудь про документы стало известно?

— Все то же, что и вы говорили. Они в сейфе у этого алкоголика Нуриева, когда его нет в кабинете, там постоянно охрана торчит. Никакой возможности нет зайти. Там же хранится касса батальона, какие-то документы, пара пистолетов, карты.

— Откуда такие подробности?

— Однажды видел, как он достает бутылку из сейфа.

— Он, что коньяк пьет из бутылок?

— Да.

— Вокруг этого коньяка в канистрах навалом, а он умничает, интеллигент.