Дикий берег

Небо и в самом деле потемнело в полном соответствии с Ирининым настроением. Будто выключили радость и счастье, а включили тоску и унылую беспросветность.

* * *

Потом все стало еще хуже. Лодки на месте не оказалось, и, судя по растерянному виду паренька-инструктора, для него это было полной неожиданностью.

Ирина сцепила зубы и из последних сил старалась не раздражаться. Получалось плохо. Окружающие перестали вдруг казаться приятными людьми, превратились в бестолковых и утомительных болванов. Колян этот еще со своими семейными радостями. Его словно никакая усталость не брала, гомонил, не переставая, пока не уснул на полуслове.

Когда выяснилось, что уехать сегодня не получится и придется ночевать прямо здесь, в этой темной несуразной избе, она чуть не взвыла в голос. Представила на минуту, что спать ей придется на голых досках, не имея не то что одеяла, а даже одежды теплой. И переодеться завтра будет не во что, и зубной щетки с собой нет, ведь не собирались ехать с ночевкой.

На улице было сыро, печка дымила, спать предстояло вповалку с чужими людьми, есть было нечего, умыться толком негде. Ирина чувствовала, что с каждой минутой все ближе к банальной истерике. Улыбалась из последних сил, отвечала вежливо и мечтала, чтобы скорее наступила ночь. Тогда все наконец заткнутся и перестанут мельтешить перед глазами.

Она еле дождалась утра, ворочаясь на жестких досках. Готова была вприпрыжку бежать на берег (черт с ним, с завтраком и умыванием!), лишь бы поскорее отсюда уехать. Хватит с нее экстрима и единения с природой.

Утром лодка тоже не пришла. Потом выяснилось, что идиот-инструктор посеял где-то единственный работающий телефон, потом, что он вообще собирается бросить их здесь еще как минимум на день, а сам уйти за помощью.

Ирина готова была выть от бессилия и злобы. Наорать на кого-нибудь, обругать, даже ударить. Честное слово, она была близка к тому, чтобы двинуть кулаком в вечно довольную рожу этого Коляна. Зажмурилась и сжала кулаки, чтобы не сорваться. И так просидела с полчаса с закрытыми глазами, уговаривая себя потерпеть еще немного, совсем чуточку.

Когда все стали искать провалившуюся куда-то Ольгу, Ирина ощутила совсем уже суконную, равнодушную усталость. Сил не было даже возмущаться. Она пошла вместе со всеми на берег, посмотрела с ненавистью на кричащих на разные голоса людей, на мечущегося по берегу Вадима Сергеевича (кажется, так он вчера представился, она не запомнила толком). Подумала, что, когда Ольга явится, именно ей она и вцепится в лицо, в волосы, в глаза… Отведет душу за все эти два испорченных дня.

Рисуя мысленно эти кровавые картины мести, она не заметила, как все ушли с берега обратно к избушке. Просто обнаружила вдруг, что вокруг стало очень тихо и просторно. Подняла лицо к небу и замерла, вглядываясь в высоту и синеву, незаметно для себя успокаиваясь. Как там говорила Дашка? Покой и воля? «На свете счастья нет, а есть покой и воля». Так, кажется, это звучит? Воля в данном случае была совсем ни при чем, а вот покой ощущался каждой клеточкой уставшего и издерганного организма. Ирина вдохнула полной грудью раз, другой, обвела неторопливым взглядом лес на противоположном, таком недоступном, берегу и подумала вдруг, что даже умереть в таком месте совсем не страшно. Умереть и остаться здесь навеки.

– На свете смерти нет, а есть покой и воля, – повторила она вслух и невольно вздрогнула, осознав зловещую оговорку.

Кажется, она стала понимать, зачем эта курица Ольга Павловна поперлась на берег среди ночи. Здесь будто отступали от тебя повседневная суета и мелочные заботы. Все было настолько настоящим и первозданным, что чувствуешь себя чужеродным предметом со своими сожалениями об отсутствии зубной пасты и теплого сортира. «Царство природы», – подумала Ирина вдруг непонятно почему. Действительно, настоящее царство. И здесь, и у озера. В Город духов зря они вчера не сходили – там, должно быть, вообще что-то невероятное можно почувствовать.

Кстати, о теплом туалете. Проблема эта напоминала о себе все чаще. Вчера Ирина терпела и уговаривала себя, что скоро они вернутся в пансионат, а там и душ, и туалет человеческий, вот совсем-совсем скоро… Ну да, она неженка, испорченная цивилизацией. Пусть неженка! Ну не может она ходить «в кусты». Вчера они с Дашкой выходили, конечно, по малой нужде, но теперь-то все серьезнее.

Ирина огляделась затравленно и, выбрав кусты погуще, нырнула туда. Прошла еще несколько шагов, чтобы выбраться из совсем уже дремучих зарослей. Заросли ее как-то совсем не располагали к предстоящему процессу.

– Что ты за цаца такая! – сказала она сама себе со злостью. – Все ходят как-то, не страдают. Вон за тем кустом вроде посвободнее, и с реки не видно. Туда и иди.

Обогнув «тот куст», она начала топтаться на месте, приминая слишком, по ее мнению, высокую траву, сооружая небольшую такую площадку.