Дикий, дикий Запад

– Ничего. А что надо было? – Уильям криво усмехнулся. – Поймите, мы не безумцы, одержимые жаждой крови, испытывающие удовольствие от чужих страданий. Мы ученые. Полагали себя таковыми. И да, я не постесняюсь сказать, что нам удалось выяснить многое. Правда, наука открестилась и от нас, и от остального, но… неважно. Если плод одарен, то за пару недель до родов начиналось то, что мы назвали «Зеркалом мага». Плод начинал активно впитывать Силу. И чем ярче был Дар ребенка после рождения, тем сильнее шло поглощение Силы. А мозг его формировал некоторые тонкие структуры. И именно от правильности их создания и зависело если не все, то многое. Здесь уже организм матери выступал в качестве своего рода компенсатора. Излишек Силы, способный навредить плоду, поглощался женщиной. И собственный Дар ее в это время раскрывался полностью. Однако если между уровнем одаренности матери и младенца была слишком большая разница, то женщина не могла справиться с потоком Силы.

Уильям Сассекс выдохнул.

– Чтобы дойти до этого, нам понадобилось почти двадцать лет…

– И сколько женщин?

– Лучше не считать, – вполне серьезно ответил он графчику и взгляд его выдержал. – И да… мы увлеклись. Изначально эксперименты свои мы ставили на рабынях, однако это довольно затратно, даже если самим снаряжать экспедиции. Мы скупали ненужных детей, девочек. Сошлись со многими своднями, однако… Одно дело обычные женщины, но Дар встречался не так и часто. Вот и приходилось…

Он пошевелил пальцами и посмотрел на них задумчиво.

– Я только сейчас начинаю осознавать, что же мы натворили. Мы переступили черту, когда взялись за одаренных. Да и в целом когда спутались с не самыми достойными людьми.

Эдди громко фыркнул.

Ну да, сами-то, можно подумать, образцы морали с нравственностью вкупе. И похоже, что род этого самого Сассекса и вправду славен, если Уильям избежал виселицы.

У нас бы его точно повесили.

Или, может, все еще впереди?

Если они занимаются тут… Почему-то стало не по себе. Очень не по себе.

– Нам требовались женщины для экспериментов, и мы готовы были платить. Довольно быстро нашлись поставщики живого товара. Появились ушлые молодые люди, готовые свести знакомство с подходящей особой, вскружить ей голову, увезти… и продать. Но долго длиться это не могло. Хотя… семь лет понадобилось королевским ищейкам, чтобы разобраться. Может, если бы меня не защищало имя рода, они управились бы и быстрее. Но однажды за нами пришли. И… мы были готовы к встрече. О да, нам казалось, что переворот, совершенный нами в науке, – это то, что не просто оправдает наши действия… Боги, да я награды ждал!

Идиот.

Радовался бы, что все-таки не повесили. Или, может, на Островах не принято вешать? Если так, то зря, конечно. Некоторые люди словно рождаются исключительно для того, чтоб с пеньковой вдовушкой знакомство свести. Я покосилась на братца. И судя по мрачной – чересчур уж мрачной – физиономии, в голове Эдди бродили схожие мысли.

– Одного глупца, моего коллегу, который за годы успел стать другом – проклятье, не просто другом, но самым близким человеком! – казнили. Да и я должен был стать следующим.

Но не стал.

Так все-таки вешают на Островах или иначе как-то? Спросить бы, но, чую, не к месту вопрос. Да и матушка, конечно, всегда пеняла мне за полное отсутствие чувства такта, что правда найчистейшая, но тут и я понимаю, что надо помолчать.

Потом спрошу.

Как-нибудь невзначай.

– Судили нас быстро. И судом пэров. Слова нам не дали, выставив нас клубом безумцев, которые извращенным образом удовлетворяли свою похоть. На суде я пытался заговорить, но слова мои тонули в пологе тишины. И я вынужден был слушать. Имена… Столько имен… Почему-то в процессе работы все эти женщины сливались в голове. Одни уходили, другие приходили. Я не думал, что их так много. А ведь следствие еще не учитывало рабынь, да… Так вот, меня приговорили к казни. И если моего друга повесили…

Все-таки вешают.

– То мне, с учетом благородного происхождения моего, предстояла казнь через отсечение головы.

И не только вешают.

Но вешать как-то… удобнее, что ли. И привычнее. Или это потому что я тут выросла? Небось, у нас голов не рубят. Муторно это. Да и прибираться потом опять же.

– В ночь перед казнью я только и думал о том, что все зря. Все эти смерти, наши опыты. Мы ведь поняли. Узнали. Нашли способ, а он оказался никому не интересен. Я пытался добиться беседы хоть с кем-то, кроме моих тюремщиков. Не вышло. Как-то с самого начала нас приписали к одержимым, к безумцам, которые ищут лишь извращенных удовольствий. И страшнее всего казалась не грядущая смерть. Смерти я как раз не боялся никогда. Нет. Страшно было, что все зря. Что наше открытие исчезнет вместе с нами, что…

Он осекся и наполнил стопки.

– Меня навестил брат. Рассерженный. Нет, хуже того, разъяренный. Настолько, что готов был убить меня собственными руками. Он сказал, что мое дело дорого обошлось роду. Но теперь замок сгорел, и все, кто знал, что происходит там, погибли. Моровая чума. Моровая чума не оставляет живых свидетелей.

Теперь голос Уильяма стал тих и неразборчив.