Дикий. Его неудержимая страсть (СИ)

— Не предложу, — злость к нему меня давно отпустила, но и расщедриваться гостеприимством нет ни малейшего желания. — Сомневаюсь, что у тебя вдруг появилось желание разделить со мной чашку кофе, и только ради этого ты проделал такой длинный путь.

Тонкие губы искривляются в некоем подобии улыбки, вырисовывая морщины вокруг мужского рта.

— Ты права. Кофе я предпочту пить в более… элитном месте. К тебе у меня разговор другого плана.

Игнорируя словесное унижение, вопросительно выгибаю бровь, предлагая продолжать. Чем быстрее он перейдёт к делу, тем быстрее свалит отсюда.

— Ты, наверное, слышала, что я баллотируюсь?

— Краем уха.

— Ну вот. И у меня довольно неплохие шансы. Даже очень хорошие, если учесть мою кристально чистую биографию. Есть только одно серое пятно, бросающее тень на всю мою жизнь — ты.

Стискиваю зубы, не показывая ему эмоций. Собственно, мне уже даже не обидно. Если он ждал слез, как в прошлый раз, то их не будет. Больше по отношению к этому человеку я не испытываю никаких ожиданий.

— Уж извини. Сам поставил эту кляксу. Нечего было совать свое перо в чужую чернильницу, и все было бы в порядке.

Шведов хмыкает.

— Ну, сделанного не исправишь. Но все же. Думаю, кто-то начнет под меня копать и возможно даже выйдет на тебя, — не перебиваю, умалчивая факт того, что как раз недавно вышли, — предложат определенную сумму. Эта новость резонансная. Подробности приведут к последствиям и в моей жизни, и в твоей. Поэтому я предлагаю тебе не вестись на эти копейки. Я дам в разы больше, если будешь молчать и избегать любых подробностей. А без доказательств в предоставленные факты никто не поверит.

Неприятно все же становится. Думала, на эмоции вызвать папаша меня уже не сможет, но ему все же это удается. В очередной раз хочет заставить меня почувствовать себя никем.

— Не волнуйся. Я слишком себя ценю и уважаю, — отвечаю ровным тоном, — и еще меньше хочу, чтобы хотя бы кто-то узнал, что меня связывают узы родства с таким ничтожеством, как ты.

В зеленых глазах появляется гнев, но Шведову, или какая там у него сейчас фамилия? Довлатову… приходится сдерживать его, потому что в данный момент он зависит от меня.

Представляю, сколько шумихи поднялось бы, узнай общественность о том, что честный бизнесмен, так часто принимающий участие в благотворительности, бросил родную дочь на пороге детского дома и ни разу за всю жизнь не поинтересовался, а жива ли вообще она. Я могла бы устроить ему ядерный взрыв своим рассказом и полностью испортить жизнь. Заставить жалеть о каждом дне, проведенном мной в голоде и под градусом. За каждую минуту в вонючих квартирах и опыт с запретными веществами. Могла бы рассказать всем и каждому, как одно время ютилась в подвалах, когда мы с Викой украли из ювелирного магазина кольцо, а потом продали его за копейки, чтобы купить себе продукты, а он в это время с большой вероятностью намазывал черную икру на кусок изысканного французского хлеба. Могла бы, но не стану. Как я уже сказала, я слишком себя ценю, чтобы опускаться до подобного.

— Ну что ж. Это хорошо, что ты все правильно понимаешь. Ведь тогда и тебе прохода не дадут. А деньги я все же перечислю. Думаю, найдешь куда их потратить, — с какой-то гадливостью ещё раз демонстративно обводит глазами стены и мебель, намекая на ремонт, хотя здесь его недавно делали. — Я так понимаю, Кешнов больше не содержит тебя, так что лишними не будут.

Ставит жирную точку, явно наслаждаясь этим фактом. Ногти до боли впиваются в ладони от произнесенных оскорбительных слов.

— Всё сказал? Выход там!

Цежу сквозь зубы, кивая головой в сторону двери. И носит же таких земля!

— Всё. Научись быть приветливее, Марина, и вежливее, — поравнявшись со мной, советует умник.

— У меня не было отца, и учить меня было некому. А теперь уже поздно. Выросло, что выросло, — язвлю, наблюдая за тем, как он проходит мимо, даже стараясь не прикасаться ко мне своим пиджаком. Вероятно, боится испачкаться грязью.

— Оно и видно!

Доносится перед тем, как дверь хлопает. Подонок.

Глава 45

Марина

— Как ты, Рин? — Лана благодарно кивает подошедшему официанту и притягивает к себе заказанный мохито. Я проделываю то же самое с ромколой. — Матвей не заявлялся?

Сегодня Кешнова младшая вытащила меня на прогулку. Подумав, что могу перенести зубрежку химии на завтра, я решила выбраться все же хотя бы ненадолго. Смены в клубе теперь только через три дня, есть возможность немного проветриться.

— Приезжал несколько дней назад, — отвечаю, делая глоток напитка.

— Да? И что вы?

— Ничего. Все по-прежнему.

— Что по-прежнему? — допытывается единорожка и, будучи уверенной, что я ничего не отвечу, продолжает: — Рин, я не верю, что Матвей вот так возьмет и оставит тебя в покое, вот правда. Не знаю, что у вас случилось, потому что кто-то упрямо молчит, — многозначительно с напускной обидой цедит девчонка, — но не верю, что это окончательно. Ну скажи, что это так!

Вздыхаю понимая, что мне самой хочется, чтобы это была правда. Уйти — я ушла, вот только ни черта не отпустила.