Дикий горный тимьян

— Я имею в виду поступки в личной жизни, а не в области национальной безопасности. Когда нельзя укрыться от решения вопросов за бутылкой бренди.

— Знаешь, Оливер, терпеть не могу, когда ты начинаешь так говорить. Но все равно не хочу, чтобы ты уезжал и оставлял нас с Томасом здесь.

— Мне пора.

Виктория промолчала. Он обнял ее за плечи, наклонился и поцеловал в макушку.

— И, пожалуйста, не дуйся. Во вторник приедешь на «вольво» встречать меня. А если при этом еще и очаруешь меня, так и быть, приглашу тебя на ужин в Инвернессе, закажем бараньи потроха и чипсы, а потом будем плясать народные шотландские танцы. Захватывающее предложение, как считаешь?

— Не уезжай, пожалуйста.

На этот раз она улыбалась.

— Не могу. Дело есть дело. От этого зависит мой успех, а расставанием с тобой я всего лишь расплачиваюсь за успех.

— А стоит ли?

Он снова поцеловал ее.

— Знаешь, в чем твоя беда? Ты не умеешь быть счастливой.

— Неправда.

— Знаю, что неправда, — уступил он.

— Здесь я была счастлива.

Виктория смутилась, втайне надеясь, что Оливер скажет то же самое. Но он промолчал. Она перекинула тяжеленного Томаса с руки на руку, и они молча пошли к дому.

13. ПОНЕДЕЛЬНИК

Стоя на верхней площадке лестницы, Родди окликнул Викторию.

Виктория, которая все утро гладила рубашки и носовые платки Оливера, разбирала носки и свитера и теперь укладывала вещи в чемодан, выпрямилась, оторвавшись от дела, отбросила с лица прядку волос и открыла дверь спальни.

— Я здесь!

— Поднимайся сюда. Здесь Джон и Оливер. Мы решили пропустить по стаканчику.

Было почти половина первого, стоял ясный холодный день и ярко светило солнце. После обеда Родди и Оливер собирались ехать в аэропорт. Четверть часа назад Эллен увела Томаса, чтобы подготовить его к обеду, потому что сегодня обед будет особым — Эллен готовила его вместе с Джесс Гатри — и стол накроют в большой столовой Бенхойла. Так решила Эллен. Она всегда придерживалась того мнения, что человек, отправляющийся в поездку, даже короткую, должен плотно поесть, и Оливер, очевидно, не был для нее исключением. Вот почему она и Джесс все утро трудились на кухне не покладая рук. Из большого дома доносились аппетитные запахи, отчего создавалось впечатление, будто предстоит что-то важное, и в воздухе витало предвкушение какого-то праздничного события наподобие дня рождения или последнего праздничного дня.

Сверху, из гостиной Родди, до Виктории доносились приглушенные голоса мужчин. Она закрыла чемодан и защелкнула замки. Потом подошла к зеркалу, причесала волосы, обвела взглядом комнату, чтобы удостовериться, что ничего не забыла, и пошла наверх к собравшимся там мужчинам.

День был ясный и солнечный, и потому мужчины собрались не вокруг камина, а у огромного окна. Оливер и Родди сидели на диване спиной к свету, а Джон Данбит — на стуле, взятом от письменного стола. Увидев Викторию, Родди сказал:

— Вот и она. Иди сюда, мы тебя ждем.

Джон встал и отодвинул стул в сторону, чтобы дать ей пройти.

— Что будешь пить?

Подумав, она сказала:

— Пожалуй, ничего. Мне что-то не хочется.

— Да ладно, — сказал Оливер. Он вытянул свою длинную руку и обнял ее. — Не ломайся. Ты все утро трудилась, собирая мои вещи. Ты заслужила стаканчик.

— Ну, ладно.

— Что ты хочешь? Я принесу.

Все еще в объятиях Оливера, она посмотрела на Джона и сказала:

— Может быть, светлое пиво?

Он улыбнулся и направился в кухню, чтобы взять из холодильника банку пива.

Но едва он успел ее открыть и вылить в стакан, как раздался звук открывшейся двери, и до них долетел голос Эллен; она сообщила, что обед готов и уже на столе и что он простынет и станет невкусным, если они не придут сию же минуту.

— Черт бы ее подрал, — тихо сказал Родди, но делать было нечего, и все они, каждый со своим стаканом, спустившись по лестнице, направились через двор к большому дому.

Столовая была залита солнцем, большой стол накрыт белой скатертью. На буфете стоял дымящийся ростбиф, блюда с горячими отварными овощами стояли на плитке; проголодавшийся Томас уже сидел в нагруднике в старом детском стуле, который Джесс Гатри притащила из бывшей детской.

Эллен, с трудом передвигая больные ноги, ходила вокруг стола, указывая, кому где сесть, жалуясь, что ростбиф остывает, и ворча, что нет смысла готовить вкусную еду людям, которые не могут прийти к обеду вовремя.

— Ну хватит ворчать, Эллен, — добродушно заметил Джон. — Это неправда. Мы тут же встали, как только ты нас позвала. Кто будет резать ростбиф?

— Ты, — тут же сказал Родди и уселся спиной к окну подальше от буфета. Он никогда не умел хорошо резать мясо. Джок всегда делал это сам.

Джон, наточив нож с костяной ручкой, принялся за работу с виртуозностью и хваткой искусного мясника. Эллен взяла первую тарелку для Томаса, сама порезала ему мясо на кусочки, размяла овощи с мясным соком, превратив их в коричневое месиво, похожее на кашу.

— Вот это для нашего малютки. Ну-ка ешь скорее, дружок, и будешь большим-пребольшим мальчиком.