Дикий гусь

Я узнал его, прежде чем он вынырнул из-за поворота — тот самый, с белым султаном на шлеме, предводитель отряда, с которым мы дрались под горящими соснами. Лица я не разглядел — темно, да и сливалось оно у меня во что-то бесформенное. он думает, я безоружен? Ха! Герман, правда, предупреждал меня, чтоб стволом я не пользовался…А, ерунда.

Пистолет оказался неимоверно тяжелым, да еще и мушка перед глазами ходила ходуном, а рука тряслась. Наверно, этот тип понял, в каком я состоянии — до меня как сквозь вату донесся его смех, а потом голос:

— Не горячись, Чародей. Я пока не собираюсь причинять тебе вред.

— Чего тебе от меня надо?

— Предложить тебе сделку.

— Какую? Я не заключаю сделок с нежитью.

Кажется, он усмехнулся — не уверен.

— Сначала выслушай, Чародей. Ты ведь хочешь, чтоб тебя перестали преследовать? Если да — переходи на нашу сторону.

— С какой стати?

_ Ты наш, Чародей. Наш по духу. Орденские рамки оказались для тебя узки, верно?

— Я тебе сейчас расширю рамку… — пробормотал я, снова поднимая ствол на уровень глаз, он снова рассмеялся:

— Сейчас мне не нужен твой ответ. Я приду за ним ровно через неделю, в полнолуние.

— И что если я скажу: "нет"?

— Тогда мне придется тебя убить. Братство может больше, чем ты думаешь. Берегись, Чародей!

Я выругался, старательно ловя его на мушку, а он лениво, как бы невзначай, гарцевал на коне, сбивая мне прицел:

— И еще одно меня просили тебе передать, Чародей. Присоединиться к нам тебе мешает только упрямство, которое ты зовешь честью. А русскому человеку честь — одно только лишнее бремя. Так не забудь, через неделю! Увидимся при полной луне! — он повернул коня и через несколько секунд растворился в темноте.

Я запер предохранитель и вернул ствол за пояс, потом обалдело уставился ему вслед. Бред какой-то, такого и быть не может! Честь…Лишнее бремя…Откуда он может знать Достоевского, да еще и цитировать? Померещилось мне, что ли? Очень, кстати, может быть. Может, его вообще здесь не было. Учитывая, в сколь развратном состоянии я нахожусь, и то, что у меня жар…Могу и бредить. Хотел бы я, чтоб так оно и было…Ладно, во всяком случае, эти меня убивать не начнут раньше чем через неделю, а за неделю можно успеть очень многое, а самое главное сейчас — доехать.

А дальше я ехал как в тумане, и ночь все никак не кончалась. От нее в памяти осталась только тяжесть в затылке да стук в ушах — с пулеметной частотой, да еще помню темноту впереди на дороге. Все это время я находился в каком-то полубреду, мыслить связно не получалось, мысли перескакивали с пятого на десятое, но как-то вяло и неповоротливо Темнота впереди то густела, то разжижалась, и из нее выплывали навстречу мне какие-то лица. Мелькнул и пропал Хельг. Посмотрела на меня откуда-то снизу вверх Гельда, затем на ее месте возник Герман, засмеялся, подмигнул и растаял, чтобы смениться лицом Дэна, открывающим целую вереницу незнакомых людей. Нет. Я знаю их всех.

Тогда (когда?) нас было пятеро в группе. Мы с Германом — тандем. Были еще двое, раньше работавшие в паре — Роберт, невысокий, щупловатый и ехидный, с усами, как у д" Артаньяна, и Раковски, громадный и громогласный мужик, гулко и заразительно хохочущий, темноволосый и темноглазый. Оба — настоящие профессионалы-диверсанты, их обязанностью было сопровождать нас (куда?). Пятый — Дэн. Официальный представитель Института и командир группы (неофициальный — Раковски). Но командирский статус Дэна никто всерьез не воспринимал, в том числе и он сам. Роберт еще, помнится, не упускал случая на эту тему проехаться…Где все это было? Куда и зачем мы шли? И еще выходит, что тогда я был связан с Институтом.

Это было у меня последней связной мыслью, а потом я соскользнул уже в полнейший бред, насколько я все это помню. Сначала передо мной колыхался какой-то серый занавес, потом вдруг оказалось, что я лежу в постели с Гельдой, но Гельда куда-то подевалась, а на ее месте возникла плотоядно ухмыляющаяся Амрата, во рту, полуоткрытом и слюнявом, только один зуб, длинный и кривой…Но уже нет ее, и на меня тупо смотрят бесцветные глазенки слабоумной из стойбища, она тянется ко мне. Пытаюсь отползти, спрятаться, но дальняя стена длинной и узкой комнаты обрушивается, и в проломе возникает Каменный Даэл. Его лицо — щербатый гранит — поворачивается ко мне, он звучно декламирует:

— Два месяца, как умер! Двух не будет! Нет месяца, но целы башмаки! — и с этими словами запускает мне в голову каменым башмаком.