Духота распирала номер, как воздух мячик. Я бросилась к окнам. Рамы растворились без всяких фокусов. Шелест дождя проник в комнату, безмятежный, спокойный.
Буров первым делом заглянул в душ:
— Ура! Теплая вода!
Я включила настольную лампу, желтоватый, похожий на дыню ночник, стала сбрасывать с себя одежду. Муж пришел в ужас. Закричал:
— Не ходи по комнате голой! С улицы все же видно!
— Ну и что? Пусть любуются.
Однако он считал, что такое «действо» дозволено лишь ему одному. И погасил лампу. Тогда я нажала кнопку выключателя на стене. Ожил плафон под потолком.
Казалось, что Буров побьет меня. Такие у него были глаза. Но он только покачал головой. И сказал:
— Сумасшедшая.
Я не возражала...
Душ... Только душ успокоил меня окончательно.
— Есть люди, которые обладают способностью абсолютно не чувствовать настроения своего собеседника, не обращают никакого внимания на факты и высказывают свои мысли без всякого стеснения, не учитывая ни обстановки, ни времени. Такие люди рождены вождями, — процитировала я на ухо Бурову. И добавила: — Уверена, Бертольд Брехт имел в виду тебя.
«Комета» скользила легко, без качки. Но моторы гудели громко. То далеко, то близко за иллюминатором темнел берег, а солнце растекалось по реке. И она была желтой, как луг в ромашках.
Дома стояли прямо на берегу. От крыш, протянув жердочки, точно руки, уходили вверх ветряки. Колеса с ковшами — для забора воды — маячили возле каждого огорода. Проносились полоски островков, узкие, словно сосульки, голые и поросшие зеленым кустарником. Красные клювы буев появлялись над рябью и справа и слева. Устало плыли баржи, кургузые, похожие на сапоги буксиры. Возле берега паслись овцы, пили воду телята...
А на «Комете» ровно гудели моторы.
Мягкие кресла под белыми полотняными чехлами были удобны. В линиях салона, в его интерьере чувствовался комфорт двадцатого века и все такое прочее.
Буров посмотрел на меня, соединив во взгляде улыбку с хитростью. Сказал, качнув головой, резко, словно его укусила муха:
— Спасибо за комплимент, но, к сожалению, должен переадресовать его тебе. Я слишком ленив для столь высокого предназначения.
— Ты думаешь, у меня есть шансы?
— Гораздо больше, чем ты полагаешь.
— Не знаю, как реагировать на твой юмор. Но я не согласна с Брехтом. Мне думается, что вождем может быть лишь тот человек, который легко улавливает настроение людей. Способен угадать их чаяния, надежды.
— Вожди бывают разные, — равнодушно сказал Буров. — Спорить с этим все равно что обыскивать голого...
Рядом с Буровым сидел молодой мужчина, на коленях у него лежала кинокамера без чехла. Он вмешался в наш разговор. Что-то сказал Бурову. Они заспорили. Но потом все обошлось благополучно. Мужчина оказался оператором Астраханской телестудии, ехал тоже в Житное. Знакомство с оператором (забыла как его зовут) пришлось нам весьма кстати.
В Житном узнали, что Зинченко нет на месте — рыбачит на тоне.
Оператор, которому рыбинспекция дала глиссер, предложил подбросить нас на тоню: хлебнуть романтики вместе с ушицей. Я загорелась. Буров мялся, как стеснительный гость: может, пойти к семье Зинченко, обождать хозяина в доме. Я сказала:
— Когда у нас еще представится возможность побывать на рыбацкой тоне? К тому же тебе все равно нужно писать.
— Чего писать? — вяло поинтересовался он.
— Очерк.
— Ах, да. Очерк, — проговорил он как-то огорченно. И я поняла, ему смертельно не хочется писать, не хочется ничего делать. Он с радостью лег бы на берегу и продремал бы до самого заката.
— Ты не позабыл блокнот? — спросила я.
— Позабыл.
— Как же? — меня пощипывала досада.
— Обойдусь, — сказал он. — Запомню...
Голубой глиссер покачивался на мутной волне. Она хлюпала о его чистый борт, незлобно, словно похлопывая ладонью.
Оператор спросил:
— Ну, решили?
— Да, — ответила я. И пошла к дощатому причалу.
— Слушай, — сказал Буров. — Езжай одна. А я пойду в управление рыбколхоза. С председателем поговорю... Пусть для очерка человека порекомендует...
— Возьмите плащ, — сказал мне оператор.
— В такую жару?..
— Возвращаться вечером будет холодно. — У него густые светлые волосы и смелые глаза. Он подвинулся, я села рядом. Все-таки было тесно. И я чувствовала плечо оператора, руку. И он, конечно, чувствовал меня...
— С вами мне ужасно повезло, — сказал он.
Взвыли моторы. Глиссер дрогнул. И пенный хвост вытянулся за кормой желто-желто... Я обернулась. Буров шел по берегу, помахивая рукой. Оператор сказал:
— Муж доверяет вам?
— А вы доверяете своей жене? — спросила я.
— Нет, — сказал он и засмеялся.
— Значит, есть основания?
— Не задумывался над этим, — признался оператор. — Я не доверяю женщинам. Это мой принцип.
— Мужчина с принципами лучше, чем без принципов. Пусть это будет утешением для вашей жены. А теперь вы скажите, почему вам со мной ужасно повезло?
Оператор хитро сощурил глаза:
— Угадайте.
— Я не сотрудница угрозыска.
— Полагаете, они угадывают всё?
— Если верить книгам... Или не верить книгам — тоже ваш принцип?
— Моя любимая книга «Спортивная ловля рыбы». Я верю ей.
— Это хорошо, когда у человека есть хоть одна любимая книга.