Дикии кот (ЛП)

В основании моего позвоночника закипает яростная, раскаленная до бела лава, когда огненная, всепоглощающая потребность грозит сжечь весь мир вокруг нас, и мы трахаемся до беспамятства.

* * *

Мы лежим, с обмякшими конечностями и сплетенными ногами, еще долго после того, как оба спустились с высоты. Голова Эверли лежит на моей груди, а я играю с ее волосами. Прохладный влажный воздух танцует над нашими разгоряченными телами. Никто из нас не разговаривает. Слова не нужны. До тех пор, пока по ее коже не побежали мурашки.

— Ты замерзаешь, Золушка. Думаю, нам лучше пойти в дом.

Она поднимает голову и упирается подбородком в мою грудь, на ее лице появляется озорное выражение.

— Не думаю, что когда-нибудь буду смотреть на дождь так же.

Провожу рукой по выступам ее позвоночника и легонько шлепаю по ее идеальной заднице.

— Я всегда любил дождь. То, как он смывает все. Мне нравится, как он пахнет и как ощущается. Когда я рос, мне нравилось, что дождь превращается в лед. На льду мы могли кататься на коньках на озере в центре города. Но должен сказать, что никогда еще не любил его так, как сегодня.

Радионяня трещит, улавливая болезненное хныканье Джекса.

— Черт. Я должен проверить его. У него прорезаются зубки, и у него небольшая температура.

Я прижимаюсь губами к ее лбу и хватаю с пола свои боксеры.

— Ты будешь здесь, когда я вернусь?

Она кивает, но не произносит ни слова. Она снова потерялась в своих мыслях.

Я чувствую на себе ее взгляд, когда захожу внутрь, и думаю, не собирается ли она броситься наутек.

Она просила меня не отпускать ее, даже когда она убегает.

Думаю, она еще не поняла, что я никуда не собираюсь уходить.

Разве что в погоню за ней.

Не уходи.

Проклятье. Эти слова проносятся в моей голове и заставляют меня чувствовать себя ужасно. Он думает, что я сбегу, даже после сегодняшнего вечера. Даже не могу злиться, потому что моя голова говорит мне бежать как можно дальше и быстрее.

Потому что после этого…

Будучи настолько честной.

Настолько уязвимой.

Я не уверена, где меня это оставляет. Оставляет нас. Черт. Он прав. Я уже думала о том, чтобы все закончить. Самосохранение — сука. И оно говорит мне, что я не переживу Кросса Уайлдера.

Монитор снова трещит, и я слышу голос Кросса, который пытается успокоить Джекса.

— Эй, приятель. Иди сюда, — воркует он своим успокаивающим голосом. — Не очень хорошо себя чувствуешь, да?

Плач Джекса усиливается, и Кросс вздыхает.

— Ладно, ладно. Давай тебя переоденем, а потом пойдем искать бутылочку, хорошо? Может быть, если нам повезет, Золушка все еще будет здесь, когда мы вернемся вниз.

Я подхватываю с земли его рубашку и надеваю ее, затем собираю остатки нашего беспорядка и направляюсь внутрь в поисках чего-нибудь выпить… Чего-нибудь согревающего.

Чайник уже свистит, а я ем печенье, которое нашла в шкафу, когда Кросс входит на кухню с Джексом на руках. Ага. У меня есть фетиш на папочек. Это официально. Потому что мой мужчина — с голой грудью и ребенком в светло-голубой пижамке, свернувшимся калачиком на большой, широкой, голой груди Кросса — просто охренительно потрясающий. Святой горячий папочка.

Я хочу этого.

— Нашла печенье? — поддразнивает и я киваю.

— Полагаю, это воздержание от шоколадных тортов закончилось?

— Я решила, что жизнь слишком коротка, чтобы не наслаждаться тортом… и печеньем. Вообще всем сладким. Ранее я ела мороженое из коробки с мамой и тетей. Хвала небесам за хорошие гены, иначе я была бы размером с дом.

Кросс смотрит на свою рубашку, свисающую с меня. Она такая большая. По его лицу скользит дерзкая ухмылка, а затем он проводит губами по моим губам.

— Ты хорошо смотришься в моей одежде, Золушка.

— Мм-хмм… — хмыкаю, потому что слова даются с трудом, когда твои яичники необъяснимо взрываются. А сердце… Ну, оно занято другими делами.

— Можешь подержать его, пока я делаю бутылочку? — не дожидаясь ответа, передает мне Джекса, который тут же запутывает мои волосы в своем маленьком пухлом кулачке и кладет голову мне на грудь.

Я вывожу нас двоих в другую комнату, а Кросс готовит бутылочку для Джекса на кухне. Гроза усилилась, и останавливаюсь перед стеной окон от пола до потолка, чтобы понаблюдать за молниями над озером.

— Ох, приятель… — успокаивающе провожу рукой по его спинке, когда его тяжелое дыхание замедляется. — Отдавать свое сердце твоему папе пугает меня. Но ты… Ты просто взял его без моего разрешения.

Мой маленький белый лебедь поднимает голову: «Знаешь… — начинает она, и мой черный лебедь сбрасывает ее прямо с моего плеча. — Не ходи туда, маленькая мисс Совершенство».

Устав от голосов в своей голове, в последний раз блокирую их обоих и напеваю старую песню, под которую мама заставляла нас утихомириться, покачиваясь, надеясь успокоить моего бедного маленького приятеля.

Тяжелые шаги Кросса привлекли мое внимание, прежде чем почувствовала, как он придвинулся ко мне сзади.