Дикий пляж

Вит тщетно пытался раскурить трубку жалкими табачными крохами. Через некоторое время ему все же это удалось, и он сделал несколько жадных затяжек. Руки его тряслись.

Выпустив дым, он закатал затвердевшую от грязи и крови рваную штанину и озабоченно осмотрел лодыжку. Повязка покрылась коричневой коркой и съехала, обнажив распухшие укусы. Кожа вокруг них уже начала покрываться темно-фиолетовыми пятнами, такие же пятна зловеще поползли вверх по ноге.

– Похоже, этот климовский гаденыш все-таки достал меня, – севшим голосом произнес Вит. Он еще немного пососал трубку, будто рассчитывая на то, что она спасет его от заражения.

– Как ты думаешь, сколько нам осталось идти? – спросил я.

Вит сплюнул и зашвырнул бесполезную трубку в кусты.

– Не знаю. Может быть, километров пять.

Пять километров! Какой пустяк! Быстрым шагом это расстояние можно пройти меньше чем за час!

Вит, прищурившись, смотрел на море, затем обернулся. В глазах чернела пугающая пустота.

– Ты считаешь, когда мы дойдем до Соловков, эта тварь перестанет нас преследовать? Стропов, а ты, оказывается, ничего не понял.

Мне стало страшно от его жутких слов, и не столько от самих слов, а от того, с каким выражением они были произнесены. От них веяло мертвой безнадежностью.

– Ты только что сам ныл, что нужно успеть дойти до наступления темноты, – напомнил я ему. – Или ты уже сам ни во что не веришь? Вит, если мы перестанем надеяться на лучшее, нам конец.

– На лучшее? Мы потеряли трех друзей! Исчезла Диана! Умер друг моего отца! Как будто, если мы доберемся до Соловков, к нам выйдут с плакатами «Ура славным путешественникам и непревзойденным покорителям Красной Щели!», накроют стол и затопят баню?! Мы обречены! Я даже не знаю, зачем я иду вместе с вами!

– Вит, замолчи! – взвыл я. Похоже, он сходит с ума.

– Ты думаешь, это легко? Когда все на тебя косятся, словно обвиняя: «Да, конечно, это Сосновцев во всем виноват. Можно подумать, на побережье мало мест, так нет, он завез нас в какую-то дыру, и теперь мы сидим в кастрюле с собственным кипящим дерьмом и сами раздуваем под собой пламя! Этот Сосновцев дрянь. Он дрянь, а мы – хорошие». – Вит перевел дух. – А вот скажи мне, Дима… – Он выдержал паузу. – Не возникало ли у тебя в последнее время странных желаний? Думаю, ты понял, о чем я толкую.

В голове стремительным вихрем пронеслись мысли о жестоком сексе с Ольгой (плечи до сих пор болят от ссадин, оставленных ее ногтями, кроме того, на предплечье я обнаружил следы от зубов), а также необузданное желание перерезать горло самому Виту.

Я промолчал.

– Прошлой ночью, – Вит смотрел на меня в упор безумными глазами, ноздри его хищно раздувались, – у меня было бо-ольшое желание зарубить вас всех топором к такой-то матери. Понял? Порубить на куски, как говядину.

Он провел ногтем большого пальца по зазубренному лезвию топора. Я не отрывал глаз от него, рука медленно поползла к поясу, на котором висел нож.

Вит жестко улыбнулся:

– Нет, Стропов, убери руку. Если бы я хотел убить тебя, стал бы я тебе об этом рассказывать? Мы нужны друг другу, по крайней мере сейчас.

Глядя на меня, он недобро рассмеялся.

– Ты и по Москве будешь с ножом разгуливать, как Маугли? По-моему, ты стал хвататься за него слишком часто. Брось, Димон, не глупи. – В блестящих глазах Вита заплясали бесенята.

Я вздохнул.

– Ладно. Берись за бревно, и пошли, – Вит подошел к лежащему дереву.

Ноги яростно заныли от боли, когда я встал. В позвоночнике словно плескался жидкий огонь. Скрипнув зубами, я наклонился к своей части бревна, стараясь обхватить ее поудобней.

– Дима… Стой, где стоишь, – вдруг раздался мягкий голос Вита, и первой моей реакцией было снова схватиться за нож.

– Болван, не шевелись! – повысил он голос.

Послышалось угрожающее шипение.

В следующее мгновенье что-то крупное и черное мелькнуло в траве у бревна. Правую руку раскаленной стрелой пронзила боль. В глазах потемнело.

Огромная иссиня-черная змея, лениво извиваясь живой лентой, скрылась в траве. Я оторопело смотрел на деревенеющую ладонь, которая распухала буквально на глазах. Между большим и указательным пальцем зловеще багровели две крошечные точечки, на одной из них выступила капелька крови.

Вит, побледнев, смотрел на меня.

– Похоже на кавказскую гадюку, – медленно выговорил он.

Перед глазами все плыло, я набрал в легкие воздуха, сжав зубы до ломоты.

– Кажется, в таких случаях нужно разрезать место укуса, – произнес Вит, но я покачал головой:

– Нет. Я не бездонная бочка с кровью.

Вит уже пришел в себя и шагнул ко мне.

– Я же говорил тебе, стой на месте. А ты небось решил, что я тебя кончить решил? Никакой фантазии у тебя, Дмитрий, – говорил он, осматривая ранку. – Ладно, не паникуй. От укуса гадюки редко кто коньки отбрасывал, и ты не первый и не последний.

Я выругался и спросил:

– А если это была не гадюка? Тут водятся другие ядовитые змеи?

Боль пульсировала, как маленькое отравленное солнце, засевшее глубоко в теле. Вит с безучастным выражением лица пожал плечами:

– Я откуда знаю? Я всего лишь консультант по ипотеке, Димон, а не зоолог.