Дикий Порт

Их эволюция шла дольше, медленней, тяжелей. Хищники-одиночки долго учились налаживать контакт друг с другом. Агрессивные, меньше людей склонные к самоконтролю, они не смогли в свое время избежать атомной войны, надолго отбросившей их назад в развитии. Л’тхарна считает, что этот фрагмент генетической памяти оказался ценнее, чем можно было думать. Мгновенный откат от высокоразвитой цивилизации к дикости уже случался – и прежний уровень вновь был достигнут, пусть это стоило огромных усилий. Повторить путь проще, чем проложить его.

Местра Надеждина соглашалась.

«Удивительная женщина, – думает Рихард, глядя, как потоки машин оплетают монолиты городских зданий. – Сказочная…»

Легко приложить термин «пост-человек» к тройняшкам Чиграковым, которые и с виду-то странны. Новая ступень эволюции ассоциируется с молодостью. Язык не повернется назвать так милую местру Алентипалну… этот напевный сплав имени и обязательного у русских отчества очень идет ей.

Загораются и гаснут сигнальные голограммы над космопортом. Расчерчивают небо яхты, лайнеры, шхуны.

Что именно сделала семитерранка, наверное, мог понять только подобный ей. Сосредоточенная, полная внутреннего беспокойства, она едва слышно поздоровалась, попросила отвести к раненому. На распростертое в «ромашке» тело инопланетянина она смотрела с явной опаской, и Рихард встревожился, но местра Надеждина провела по лицу ладонью и сказала, вымученно улыбнувшись:

«Все будет хорошо».

«Вы думаете?»

«Я уверена».

Ррит невероятно живучи. Восстанавливаются быстро.

Люнеманн разворачивается и направляется к лифту.

Он плохо выглядит, официальный глава рритского правительства. Золото глаз потускнело, и туго заплетенные косы больше не напоминают гладкие блестящие щупальца. Одно из сердец так и не возобновило пульсацию; видимо, остановилось навеки…

Но он жив.

Больше того: срок «временной недееспособности» подходит к концу. Можно было бы и сейчас уже объявить о передаче полномочий, но к этому не готов управленческий аппарат. Даже на Порту. Что уж говорить о других территориях, некогда отчужденных.

Во мгле древности, в пору, когда составлялись первые межцивилизационные договоры, Право конфликтов оставили без статьи, запрещающей аннексию чужого материнского мира. В ней просто не могло возникнуть нужды. Кто предрек бы, к чему приведет упущение, едва в космос вырвутся Homo…

В договор внесут уточнения. Это не потребует даже нового саммита: возражений не будет.

Апартаменты начальника охраны. Здесь верховному вождю спокойнее, чем у себя дома. Рихард полуиронично думает, что у рритских мужчин, даже самых высокопоставленных, «своих домов» не бывает; они живут у матерей, сестер, подруг. Интересно, как разницу в обычаях воспринимает Л’тхарна…

– Рихард.

Безупречный Space English. Фантастическая дикция для обладателя мощных клыков. Черная кайма вокруг глаз, кажется, стала шире, лоб – выше… кости обозначились под кожей.

– Добрый день, Л’тхарна. Как самочувствие?

– Кого я должен благодарить?

Испытующий взгляд ррит озадачивает. Он догадывается? О чем?

– Я чувствовал, что происходит с моим телом, – объясняет тот. – Это было довольно странно.

– Ты не спрашивал раньше.

– За вопросами следуют вопросы.

Рихард молча садится напротив.

– Та женщина, – говорит Л’тхарна, – с Седьмой Терры. И другие. Еще увидев Анастис, я удивился.

– Чему?

– Они странно пахнут. Иначе.

«Анкайи», – вспоминает Рихард. Анкайи видят разницу. Ррит, получается, чуют. Должно быть, сверхполноценность отражается и на физиологии.

– Это долго объяснять, – вздыхает Люнеманн. – Но тебе не показалось. Они действительно другие.

Л’тхарна опускает взгляд. Начальник Порта не торопит его; спокойно ждет новой реплики, давая время обдумать ее… но о том, что действительно занимает его мысли, вождь говорить не станет. Ни к чему Рихарду лишнее беспокойство. Он сделал все, что было в его силах, а дальше дело за силой Л’тхарны аи Р’харты.

Силой, которой недостает.

Л’тхарна молчит о том, что ослабевшего, увечного вождя даже люди Порта примут с великим трудом. А люди, пережившие время оккупации на Кадаре… Каково им, ненавидящим х’манков так, что невозможно больше, внять вождю, который служил х’манкам и уподобился им?! Прав Д’йирхва, челядь Цмайши – только ирхпа, строящие из себя цангхьяр. Но там, где никогда не было индикарт, там, где и сейчас порой священный клинок врезается в хрупкую грудь, ломая кости, сокрушая единственное сердце х’манка-солдата; там, где не говорят на Space English – как Л’тхарне приказывать? Кто исполнит его приказ?

Д’йирхва, обезумев от радости, при встрече сжал его в объятиях так, что вождь мало не взвыл. Соратник уже знал о результатах саммита. «Тебя будут помнить вечно! – говорил он, и Л’тхарну обжигал огонь его глаз. – Прославлять жарче, чем славят героев древности! Что толку в их дряхлой славе? Ни с кем нельзя сравнить тебя, и впредь станут сравнивать героев с тобой».

«Нет, Д’йирхва, – думает Л’тхарна, глядя на резкий профиль Ймерх Р’йиххарда, бледный, очерченный тенями. – Меня проклянут и забудут, как только станет возможно. Я – знамя позора, Д’йирхва».