Дикий Порт

– Ite, missa est, – сказал Джек Лэнгсон, глядясь в экран, и тем же тоном священника, отпускающего грехи, закончил, – идите нахрен, дети мои.

«Большая свита» меняла строй. Сканеры зафиксировали самое начало перегруппировки, но и по этим данным становилось ясно: ррит уходят.

Уходят, даже не выстрелив.

– Ну вот, – обиделся Лакки. – Сваливают… Очко взыграло. А я ожерелье хотел!

– Какое ожерелье? – изумился Морески.

– Т’нерхмино, – объяснил сержант, ухмыляясь. – Форменное ожерелье командующего армией. За него знаешь сколько денег бы отвалили!

Морески закрыл глаза и помотал головой, не в силах определить словом как Джека, так и джеково отношение к миру.

Приближался «AncientSun».

В медотсеке, в полной темноте сидела Айфиджениа Никас, обняв гитару. Молча, неподвижно, в предельной усталости, и с одной стороны от нее был человек всего с половиной жизни, а с другой – человек, который уже умер.

Струйка крови побежала из левой ноздри. Почти тотчас – из правой. Айфиджениа знала по опыту: после игры на ТЕХ струнах кровотечение могло продлиться много часов. Если без медикаментов. Поэтому нужно встать и затампонировать ноздри, и выпить кровоостанавливающего… Выше сил было даже поднять руку и вытереть ручеек, капающий на обечайку гитары.

Собраться. Положить гитару на пол. Прилечь. На пять минут. Потом встать и пойти за таблеткой. По пути проведать Тери. Только потом лечь… глаза закрывались, на разум ступала тьма, черные капли стекали по лазерным наклейкам на передней деке. Ифе, чудом сохраняя равновесие, сидела – с полуоткрытым окровавленным ртом, в глубоком обмороке.

Она пела жизнь и спела ее.

Глава пятая. Райские птицы

– Ты чего? – прошептал Майк, сгорбившись над девичьим плечом.

Он не кинулся сразу вслед за Лилен; Майк был шокирован, растерян, испуган, но с самого рождения внешние события касались его сознания только вскользь; перехватить дыхание и стиснуть сердце когтями могло лишь чувство, родившееся в самом Майке. Вдохновение, ярость, любовь.

Проще говоря, Макферсон отличался изрядной толстокожестью.

Удивительно, как быстро Лилен поверила в самое худшее. Он подумал, что сам на ее месте сначала попытался бы разбудить, прощупать пульс, проверить зрачки на реакцию… у местера Вольфа, конечно, потому что на местре Вольф биопластик, а он не считает нужным отделяться от кожи еще спустя три часа после смерти.

Но Лилен рухнула разом в самую черную уверенность. Майк не знал, почему. Не знал, отчего так сразу и безоговорочно поверил. Что с этим делать, тоже не знал; он оказывался хорошим психологом там, где речь шла о достоверности актерской игры и теоретических выкладках, но за пределами игр был беспомощен.

Мучила неловкость. Майк очень любил Лилен, но не мог разделить ее чувства и не мог отстраниться, оставив с ними наедине. Он уважал старших Вольфов с тех пор, как впервые о них услышал, и успел проникнуться к ним симпатией – но родителями они приходились Лилен.

Человеческая смерть вообще не вызывала у Майка сильных эмоций. Таким уж он уродился: у него отняли одни дары, чтобы заменить другими.

Лилен сидела на земле. Волосы закрывали лицо, падали на сложенные руки, и Майк ненавидел себя за то, что даже сейчас видит кадр.

– Ты чего? – повторил он и, не находя других слов, спросил: – Что значит – Нитокрис?

– Сам увидишь, – бесстрастно ответила Лилен. И вдруг заорала, – она должна была знать! Она не могла не знать! Это она допустила!

Майк обнял девушку – торопливо, бережно, словно нервного зверька, и Лилен чуть не отшвырнула его, резко вскочив. Обернулась в сторону пляжа.

– Проснулась, – яростно прошипела она. – Куда она смотрела?!

Майк моргал. Мало не видеть, он даже ничего не слышал.

Нитокрис, если и приближалась, то приближалась бесшумно.

– Ну ладно, – почти спокойно сказала Лилен. – Час так час. – И, косо глянув на спутника, пояснила, – они спали. Проснулись, и теперь она кормит мелюзгу. Это для нее важнее.

– Нитокрис – Великая Мать? – трепеща, осмелился переспросить Майк.

– Где ты этой ерунды нахватался? – буркнула Лилен. – Самка и самка. Старая. А вот где Малыш? Он-то где был? Где Малыш?!

«Откуда ты знаешь, что делает Великая Мать?» – прыгнуло Майку на язык, но он, давясь любопытством, проглотил вопрос.

– А где он обычно бывает?

– Бегает, – неопределенно повела рукой девушка.

– Он мог далеко убежать?

– Только за кем-то.

– А ты не можешь его почувствовать? Как экстрим-оператор?

– Я же не мама!

– А следов нет?

– Мы их затоптали.

– Ну что ж, – со вздохом сказал Майк. – Остается поступить глупо. – И завопил во всю глотку: – Малыш!!

Лилен подпрыгнула.

Она услышала. Проклятый Майк, сообразивший поступить глупо. «Я просто одурела», – ревниво подумала Лилен, точно кто-то уличал ее в тупоумии.

Малыш звал. Уже давно. Звал хоть кого-нибудь, умоляя, жалуясь, плача – инстинкт гласил, что на этот зов, разъяренная, явится мать рода во главе своих мужей и детей; но единственная принцесса этого дракона никогда не могла защитить его, а теперь не могла и утешить…

Лилен зачарованно побрела к нему.

В дом.