Дикий Порт

Две силы обеспечили победу в войне: флот Седьмой Терры, она же Урал, и неожиданное вступление в битву сил Дикого Порта. В награду за помощь корсары хотели амнистии жителям Порта, принадлежащим к человеческой расе, и прекращения карательных рейдов. Семитерране требовали протектората над Россией, Сибирской республикой и Дальневосточной федерацией; они хотели слишком многого и сами это понимали, но надеялись, что по крайней мере часть требований удовлетворят.

Урал не получил ничего.

Древняя Земля не желала еще большего усиления самой опасной из колоний.

Вечернее море начинало штормить. Волны разгладили ближний песок, вынесли на кромку темную полосу водорослей. Родители уводили с пляжа детей, но публики не стало меньше: подтягивались не обремененные потомством взрослые, намеревавшиеся гулять до середины ночи. Самые стойкие – и до утра. Менялась летящая из динамиков музыка: чаще пульс, сочнее ударные, чувственней – голоса. Будет жаркая ночь.

Никнущее солнце проливало по серебристой лазури волн золотую и алую дорогу заката.

Легкий, яркий, как крыло бабочки, навес трепыхался под ветром. Высокая узорная ограда городского пляжа отбрасывала длинную тень, которая медленно ползла к ногам занятых ужином посетителей кафе.

Высокий мужчина, широкогрудый и крепкорукий, с обреченным видом вылил себе в бокал остававшееся в бутылке вино.

– Ты уедешь, я один пить не буду, – сказал он, – вообще, а то сопьюсь к чертям. А с тобой как-то по-человечески.

– А Дима не пьет?

– Как верблюд. Но когда он напьется, за ним следить надо…

Женщина подняла свой бокал, все еще полный на четверть.

– За то, чтобы все обошлось.

Ее вознаградил благодарный взгляд.

– За это.

Она убрала за ухо золотистую прядь, встрепанную капризным ветром. Собеседник хмурил густые брови; его темные волосы уже пробивала седина. Несмотря на различия внешности, пару скорее можно было принять за сестру и брата, чем за супругов или любовников: что-то сходное было в манере двигаться, держать себя, в мимике.

– Север, а у тебя родители где живут? – спросила женщина, явно пытаясь отвлечь сотрапезника от мрачных мыслей. – В Степном?

– Почти, – вздохнул Шеверинский. – Раньше в Старом городе жили, а теперь в Белокрышах. Это не сам Степной, это пригород.

– Тот, где дома под гжель расписаны?

– Нет. Гжельский район – это Заречье, а мы дальше. Южнее. У нас графикой оформлено.

– Графикой? – с сомнением проговорила она. – И как?

– Отлично! – отмел возражения Север. – Ты чего, Тась, Белокрыши сам Хасанов оформлял, который старый комплекс Райского Сада выстроил! Помнишь, там какие мозаики? А парк?

– Парк – да, – мечтательно согласилась Таисия. – Ты поедешь в этом году на выпускной? Я хочу все-таки выбраться. Соскучилась по нашим.

– Я не могу Димку бросить, – понурился Шеверинский. – Если он оклемается, то поедем…

Таисия покусала губу.

– А мои в Излуках живут, – продолжила она, неуверенно улыбнувшись. – У моря.

Шеверинский уставился на другое море, так непохожее на суровые пейзажи Седьмой Терры, роскошное и нестрогое. За буйками с дикими воплями катались на скутерах.

– А вчера ему мать звонила, – сказал, постукивая по столу донышком фужера. – Он до этого в депрессии был, а после в буйство впал. Циклотимик, сволочь. А через две недели будет циклофреник.

– Север, – мрачновато сказала Таис, – хочешь совет? Подай рапорт о расформировании. Он тебя в могилу сведет.

– Он нормальный был! – взвился Шеверинский. – Знаешь, какой он нормальный был раньше, когда Ленка была!

– Значит, вам просто амортизатор нужен. Третий.

– А где его взять? У меня показатель – четырнадцать, у Птица – вообще пятнадцать, где мы третьего-то возьмем? Сильных амортизаторов еще меньше, чем корректоров. Это нас хоть ложкой ешь…

Таисия опустила глаза. Север поглядел на пустую бутылку и вспомнил, как Димочка разговаривал с матерью. Сразу на ум пришло, что тетю Шуру кто-то уговорил позвонить сыну и навел ей храбрости для такого дела. Алентипална, скорее всего, или Ия Викторовна, координатор.

Сама тетя Шура никогда бы не осмелилась потревожить Его Высочество.

– Димочка, – торопилась она, подняв тонкие брови, – не переживай, жизнь ведь не кончилась, найдешь другую девочку…

– Я не Димочка, – свистящим шепотом сказал тот.

– А…

– Я Синий Птиц.

Шеверинский смотрел, стоя в дверях, и думал, что вот злосчастная женщина, у которой негаданно родился мальчик-звезда. Она даже принарядилась для такого события – звонка по галактической связи собственному сыну.

– Что ты от меня хочешь? – процедил Птиц, исподлобья глядя на дрожащие накрашенные губы.

– Я ничего, просто… что ты здоров, миленький, я ведь беспокоюсь… приехал бы в гости, в отпуск, я бы сырничков испекла, ты ведь их так любил когда-то… У Марты Валерьевны дочка выросла, красавица…

– Тебе местра Надеждина велела позвонить?

– Н-нет… я с-сама…

– Врешь, – тяжело сказал Птиц. – Не ври мне.