Дикий порт

…и ни страха, ни отвращения, ни трепета. Смерть успела выветриться из руин. Агрессивная биосфера Терры уничтожила всё временное и непрочное, осталось лишь то, чем рассчитывали пользоваться десятилетия и века. Ни у кого здесь не погибли родственники. Никто не сожалел. Чувство было — точно они археологи на раскопках. Древние кости уже слишком древние для того, чтобы встать из могилы. Довоенный Город казался какой-то Атлантидой. Неважно, что лет прошло не так много — то была другая историческая эпоха, строили совсем другие люди. Не теперешние.

Люди, никогда не побеждавшие ррит.

Лакки сидел и вспоминал, как далёкая чужая планета на экранах из невнятного трёхмерного шарика превратилась сначала в тусклую звёздочку, потом в теннисный мяч, потом — в светлый, пушистый из-за толстой атмосферы, и даже на простой глаз разноцветный диск.

Ветер доносил смачное эхо. Где-то там, среди постапокалиптических руин, бродил интендант гарнизона и громко, свирепо, всласть ругался с офицером снабжения.

Опять. Сначала он ругался с ним лично, потом снабженец улетел на орбиту и отбрёхивался уже по локальной телефонии. Во время боевых действий пострадал один из приданных грузовозов флота, гарнизон недополучил по списку. На Дикоу с его ослиным упорством молиться надо было за то, что сумел выбить два недоданных броневика, это могло стоить жизни двум дюжинам ребят, но воодушевлённый успехом интендант пошёл биться дальше и всех достал. Дополнительных контейнеров с боеприпасами им сбросили, но вместо резервного орудия Дикоу пообещали в глаз.

Сейчас, судя по всему, Дикоу грызся за сухпаёк.

Энтузиаст.

Джек фыркнул. В браслетники при спуске загрузили инфу о том, какие виды местных растений съедобны. С картинками. Не перепутаешь. Колонисты когда-то, по отчётам, прихватывали на завтрак, обед и ужин. Какому дураку втемяшится в голову давиться питательной массой, хоть замешанной с сахаром, когда можно пойти, сорвать с ветки и слопать вкусное?

— Привет, — сказала Венди, плюхаясь рядом. — Чего лысый, до сих пор печень обозным ест?

— Привет, — ответил Джек. — Ест. Сама слышишь. Эй, хвостатый!

Фафнир перетёк поближе. Сбросил наземь тушу неведомого зверя, мотнул башкой, чего-то пискнув.

— Не, — открестился Джек, — мы это есть не будем. Кто его знает, какой в нём белок? Отравишься и будешь ёжика рожать в лазарете. И ты не ешь.

— Ему можно, — фыркнула Венди. — Он любую органику жрёт.

— Я вот чего не пойму: разгружается-то он когда? Сколько летели, ни разу не помню.

— Он по-другому устроен, — объяснила рыжая. — Неделю не жрать может. Месяц не гадить. У него, почитай, всё перерабатывается.

— Хорошее устройство… — протянул Лакки.

Венди подтянула колени к груди, улеглась на них щекой, искоса глядя на Джека. Под лазоревым солнцем она была ещё белей кожей, чем под имитацией земного света. Ременной контур обтягивал атлетичную фигуру.

Фафнир подумал-подумал и начал лопать добытое — аккуратно, бесшумно.

…сначала вниз, «на твёрдое», отправились строители из обозных и группа поддержки артиллерии. Уже ходили слухи, кому случилась удача — перевод в терранский гарнизон. На орбите оставался один малый док и несколько фрегатов с приданными истребителями, но «Миннесота» не получила серьёзных повреждений и в их число не вошла. Улетала дальше, отвоёвывать «Три семёрки» — дальше, к Ррит Иррьенкхе, бывшей и будущей Второй Терре — дальше, куда уже страшно было загадывать…

А тогда они праздновали победу, первую победу людей, и Джек добыл через Ифе медицинского спирта, чтоб по-хорошему обмыть Терру-3, которую уже никто и никогда не посмеет назвать Айар. Они поминали навеки оставшихся среди звёзд, когда капитану Морески пришла директива. Десантный взвод переводят с ракетоноски «на твёрдое». В состав гарнизона.

Тогда они отпраздновали ещё и это. Цветы, пляжи, натуральная жратва и непуганое зверьё, небо, трава, вода, солнце… Утром бравый сержант обнаружил, что спал в обнимку с Венди, деликатно придерживая ту за грудь. Состояние одежды обоих представляло собой одну сплошную улику. «Ифе, ведь ей только Джек нужен, яйцеголовый, — подумал он тогда. — А рыжей и Лакки сгодится».

— Чего ты со Свеном перетирал? — поинтересовалась операторша.

Лакки молча отдал ей браслетник. Активировал свой маркер.

Венди углубилась в изучение записи.

Он был крайне удивлён, поняв, что для Вильямс случившееся оказалось чем-то большим, чем пьяный перепихон. «Ты мне про мать рассказал», — обмолвилась операторша, и Джек чуть не сплюнул с досады.

«Ни одна рыжая вошь не сравнится с моей матерью», — подумал он, и вдруг сказал:

— Она была верная католичка, рыжая, как дьяволица. Пела соловьём и танцевала ирландские танцы. В зелёных чулках. Умереть до чего красивая. А сколько пива могла вылакать, pie Jesu Domine!

— Твоя мать, — отозвалась Вильямс, не поднимая глаз от карты. — Ты рассказывал.

— Я раньше никому не рассказывал. И не собирался.

Венди посмотрела на него. Долго смотрела, а на экране джекова браслетника в её руках всё кружились радужные цвета.