Дикий порт

На модуле всё ещё работала связь. Только аудио, не визуальная. Они просили дать по ним залп, умоляли не оставлять врагу на костяные бусы, но в зоне стопроцентного попадания стрелять было некому, а дальше — нечем. Ифе слышала голос брата.

Уходящая «Се’тау» ещё не покинула систему, даже не разогналась толком. Близилась к пылевому облаку, проходя через грудь Ифе от плеча к плечу. И когда живая соринка покинула её сердце, Айфиджениа задержала дыхание.

В модуле отказала терморегуляция. Космический холод убил соринку за долю секунды.

…не песня. Одно лишь наитие, предощущение, пред-мысль. Но потом Ифе всё-таки сложила слова. Как эпитафию.

Выпал жребий тебе — горек и лют.
Перед мраком отступает рассвет.
Я тебя невыносимо люблю,
И поэтому пою твою смерть.

После того случая она долго ничего не могла. Думала, что убив, кончилась насовсем. И благодарила, не зная, кого — небо, силу, мир, себя — за то, что может больше не решать. Не делать выбор.

…вернулось.

Прежде Айфиджениа считала, что разобралась в своих способностях. Она не чудотворица, не делает ничего сверхъестественного, противоречащего мировым законам. Только выбирает самое подходящее из того, что может случиться.

После явления Первого флота она перестала что-либо понимать. Думала, не спала ночами, мучилась, пока не решила твёрдо, что время покажет. Она ещё попробует что-то сделать, и тогда, возможно, разберётся во всём.

Теперь Ифе размышляла, не сложить ли песню из того, что она чувствовала, шептала, слышала, перебирая струны на «Миннесоте», после того, как Джек, с прекрасной дикцией полиглота, перечислял рритские корабли — «Йиррма Ш’райра», «Рхая Мйардре», «Се’тау», «Се аи Кхимра»… Отдельные слова, образы, обрывки строк, один нежданно вырвавшийся куплет о соловьиных долинах, и одна главная строка, звучащая снова и снова, полыхающая как огонь. Несложенная песня грезилась окровавленной, точно вышедший из чрева младенец. Слишком много войны.

Ладья моя солнце стрёмит свой упрямый бег сквозь море мороза, лишённое берегов.

Маяк неверен, и вод безопасных нет.

Пусть будет ей плыть легко по телам врагов.

Так нельзя. Такое тяжело петь. Но Ифе чувствовала себя должницей. Она не смогла бы ответить, кому и чего именно должна, но она превысила свой кредит — намного, на столько, что и не придумаешь, как вернуть.

Время терпело. Стальная баллада для крейсера «AncientSun» должна будет родиться.

Но не сейчас.

Сейчас Ифе сидела в большом лазарете «Древнего Солнца», у койки Тери, и придумывала другую песню, тёплую песню о хорошем, для маленького человека, который заглянул в глаза гибели и с тех пор разучился жить. Ничего не пела, даже не шептала под нос, и зачехлённая гитара была спрятана в каюте под койкой. Айфиджениа не собиралась петь, пока не придумает всё до конца. Да и смотрелась бы она странно, притащившись упражняться в игре в лазарет…

Иной раз получалось само. Она не сразу выучилась управлять собой. Можно обойтись и без песни, просто сидеть и молчать; не в песнях дело, не в словах, даже не в намерении и желании. Не нужно хотеть. Тому, кто очень хочет, мир позволит добиться, но никогда не даст даром, просто так, сам не заметив щедрости. Нужно забыть себя, став созвучной миру, и тогда чуть-чуть подкрутить колок…

Но песней удобней.

Айфиджениа сочиняла слова.

Слушай меня, я слушаю лунный свет…
Переводи его речь на язык молчания,
Накладывай чары.
Чуешь шорох в сухой траве?
Это бродит брага тумана, псы одичалые…
Слушай меня — заря начинает петь,
Переводи её шелесты речью радости.
Весёлые вести:
чуешь шорох в сухой траве?
Это, крадучись, ветер ласковый возвращается.
Слушай меня, смотри, поверни назад…
Шорохом эхо отчаяний, злыми воплями.
Два шага до воли.
Обернись, посмотри в глаза.
Призываю силу, защиту, верного воина!
Слушай меня — я слушаю лунный свет.
Слушай меня — я слушаю песнь зари.
Слушай меня — я слушаю сердца стук.
Слушай.

— Собака…

Медичка не вздрогнула. Показалось, что в белой тишине над койками прозвучала её собственная случайная мысль.

— Собака, — чуть уверенней шевельнулся обмётанный рот.

Айфиджениа ахнула, вскочила, наклонилась над изголовьем, ловя сонный затуманенный взгляд.

— Тери, милый?

Мальчик поднял веки, чуть потянулся. Медленно облизал губы. Ифе счастливо, неверяще улыбалась.

— Ну привет, — гундосо сказал где-то вдали Счастливчик Джек.

— Чёрт возьми! — прошептал Ривера, уставившись в экран горящими глазами. — Чёрт возьми!