Наемники повскакивали с мест, отодвигая лавки. Грохнуло. Упала кружка. Кто-то выругался сквозь зубы. Раздались щелчки взводимых курков. Скрежет клинков, извлекаемых из ножен…
Люди барона в ответ ощетинились пистолетами и шпагами. Понятно, они за своего господина – хоть к шести Герцогам…
И опять все замерло.
Лишь стоял похожий на журавля старик в нелепом берете.
И спокойно сидел барон. Даже в лице не изменился.
Бывают моменты, когда звуки, которые обычно не замечаешь, кажутся раздражающе громкими.
«Вечное» перо заскрипело, выводя неровные завитки. Такое ощущение, что я пишу ногтем по стеклу. В мертвой тишине наемники, высокий старик, люди дворянина и сам дворянин слушали, как я корябаю бумагу.
Перо дрожало.
Я написал: «Целься в старика».
Дакота скосил глаза на листок, затем посмотрел на меня как на слабоумного. Объяснить? Хаос, нет времени!
Я обвел пальцем свое лицо и покачал головой: «Ненастоящий». Что-что, а видеть личину я умею. Даже если она сделана не магически, а из грима, краски и накладных волос. Даже если она сделана настоящим мастером…
Дакота бросил взгляд на старика, потом снова откинулся назад.
Прикрыл глаза. Понял.
– Дождешься, старик,- сказал барон устало.- Будет у тебя «солдатский зять».
«Солдатский зять». Это когда связываются два вроде бы совершенно отдельных события. Через деревню прошли наемники, а потом у чьей-то дочки растет живот. Такая вот странная шутка. И нешуточное оскорбление.
Йос молчал, только лицо отвердело.
– Молчишь? Молчи, старик, правильно.- Барон встал. Посмотрел на наемников с откровенным презрением.- Никчемные вы люди.
Наемники заворчали.
Что он делает? Чего добивается? Я не понимал. Самоубийства?!
– Себастьян Франк,- заговорил барон негромко,- в своей знаменитой книге писал… Слушайте внимательно, ублюдки, повторять не буду!… Он писал: «Те подданные, что участвуют в войне по повелению своих господ и по окончании ее возвращаются к своим занятиям, по справедливости
называются не ландскнехтами, а солдатами, честными ратниками.- Барон сделал паузу, прищурился и продолжил: – Но безбожных и погибших людей, занятие которых – разрушать, резать, грабить, убивать, жечь, играть, пить, богохульствовать, издеваться над вдовами и сиротами; людей, которые радуются чужому несчастью, кормятся, отнимая у других; сидят на шее у крестьян; которые не только каждого обирают и грабят, но также вредят друг другу,- о них я ни под каким видом не могу сказать, что они не являются язвой всего света».
– Зачем честных солдат обижаете, мессир барон? – хрипло спросил Кловис- Мы вас не трогали…
– Я ненавижу убийц,- прервал его барон. Оглядел наемников, сказал жестко: – Именно так. Жалкие ублюдочные убийцы. Любой из вас, бродяг-наемников, ступив на мою землю – окажется на виселице. Я, Иероним Косовиц, барон фон Тальк, обещаю вам это!
Мне вновь показалось, что пространство кабака пронизывают прозрачные нити.
Наемники медленно подались вперед; люди барона теснее обступили своего господина. Фон Тальк склонил голову набок, как делают большие собаки. Невесело усмехнулся.
– Зря.- Кловис оскалился. Клинки вокруг него ответили блеском.- Мы вас не трогали.
– Огонь! – скомандовал барон.
Я невольно пригнулся. Сейчас будет грохот и дым! Много грохота и много дыма. Наемников словно прибило градом
Негромко прозвучали сухие щелчки.
И – тишина.
Кажется, это удивило не только меня.
– Что за дьявол?! – выразил человек барона общее мнение.
Солдаты переглянулись, озадаченные и испуганные. Ни один пистолет не выстрелил. Почему?
Невозмутимо молчал «старик».
Конечно, пистолет – не самое надежное оружие в бою. Подмоченный порох, изношенный кремень, ослабленная пружина… Что там еще? Причин много. Но, хаос побери, у шести-семи пистолетов
Хаос! Видимо, придется нам вмешаться.
– Ог-гонь! – приказал я вполголоса. Дакота мгновение помедлил, словно сомневаясь – подчиниться или нет. А что, если нет?… Додумать я не успел. Плавным движением телохранитель поднял пистолет…
П-шш. Бух, вспышка.
Белый дым.
На Дакоту неведомая сила, похоже, не действовала.
Дым рассеялся. Старик продолжал стоять как ни в чем не бывало. Видимо, сегодня его слишком часто убивали и он успел привыкнуть.
И вдруг прозвучало негромкое «ох».
Все обернулись – даже «мастер Йос». Сперва никто ничего не понял. В этом возгласе была такая нешуточная боль, что даже видавших виды наемников проняло. И тут я увидел.
Марта, которая пришла со стариком, покачнулась, ноги ее подкосились. Белая как мел. Девушка беззвучно повалилась на пол, словно из нее вынули кости. Хаос!
Всё, доигрались.
В следующее мгновение старик был уже рядом с дочерью, поднял ее на руки – прыть у него оказалась юношеская, не по годам. Понес в сторону лестницы, едва ли не бегом. Отчетливый скрип дерева. Стук каблуков. На посыпанном опилками полу за ним оставались красные пятна. Тишина вибрировала, как задетая струна. Запах гари и кислый привкус пороха на языке.